сказки для детей и взрослых

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

*                            *

                                                                                                          

*                                   *        

*                                   *

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

        к а з к а  п р о  с л о н а

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

            

    жил-был слон. Однажды он шел за городом: там был пустырь, столб, заборчики и бумажки валялись. Он  шел, и в тумане все думали, что это машина грузовая, накрытая брезентом. И кроме того все были заняты:  один пил чай, другой читал газету, третий радио крутил, музыку искал. А слон шел за городом по пустырю. И вдруг в одном

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

месте его увидела девочка с балкона. Он как раз рядом проходил. И они встретились глазами, и слон остановился.

 

 

-Ты слон, - сказала девочка.

-Да, - молча,  глазами сказал слон.

- И куда ты идешь?

-Я иду в Африку. 

 

 

 

 

 

 

 

-Принеси мне из Африки бананов, - сказала девочка.

-Хорошо, - сказал слон, - а еще чего?

-А еще, обезьяну  и крокодила.

-Хорошо, значит: бананов, обезьяну и крокодила.

-Да, - сказала  девочка, -  и еще красивых разно­цветных  птиц привези с собой. 

-Хорошо, - сказал слон, - значит: бананов, обезь­яну, крокодила и нарядных красивых птиц. Ну, я пошел. А может еще чего? 

-Да, еще все цветы и все горы принеси  оттуда.

-Хорошо.  А  может еще чего-нибудь?  

 

 

 

 

 

-Да, всю Африку принеси и Америку.

-Хорошо, принесу. Может еще чего-нибудь? Ты уж все перечисляй, а я пока сяду, посижу,  - сказал слон.

 

 

 

 

 

 

-Вообще все принеси, что есть на свете, - сказала  девочка.  

-Хорошо,  - сказал слон, - все  принесу. Но куда мы все это положим? И Африка большая и Америка. Они около дома не  уместятся.

-Ну, тогда они  пусть  лежат, где лежали. Ты только пойди, посмотри, все ли на месте?

 

 

-

 

 

-Хорошо, посмотрю,  -  сказал слон.

-А мне обо всем расскажешь.

-Ладно. Но если я буду перечислять ...все, что есть

на свете, на это уйдет  вся моя жизнь и твоя. А тебе еще надо попрыгать и вырасти большой. Что же мы будем делать? Может, не все рассказывать?

-Ладно, ты просто приходи, и мы еще раз посмотрим друг другу в глаза, хорошо?

-Да, обязательно, - сказал слон.

-А мне принеси, что принесешь, что захочешь.

-Хорошо, -  сказал слон, - я тебе принесу один маленький цветочек   .

 

 

 

       к а з к а  п р о  м ы ш к у

 

 

 

     мышка  упала  в банку и ее мальчик  накрыл крышкой, чтобы она не выскочила. Тогда мышка подумала:  сейчас я ему  сказку расскажу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

         Мальчик подумал: интересно, что это за ска­зка? И приблизил лицо к банке, и даже нос сплю­щил о стекло. Сказку я расскажу про дерево – по­ду­мала мышка. И мальчик решил: пойду-ка по­смо­трю на это дерево - и побежал на улицу, а кры­шку забыл закрыть.                                                     

                А мышка подумала: если он сам решил посмотреть на дерево, зачем ему сказка? и вы­прыгнула из  банки,  и  побежала по своим делам.

 

 

 

 

 

 

 

 

                   к а з к а

                            п р о

 

  в л а с т н о   н а д у т о е   л и ц о

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     Властно-надутое-лицо сидело в кресле. Оно любило поесть. И еще оно любило что бы на него долго смотрели. Но оно должно было каждый день ходить на работу.

     Однажды это Власно-надутое-лицо шло по поляне и выскочило Шертстяное-лицо и защелкало острыми зубами. А с языка бежала слюна.

Испугалось толстое лицо человека, а шерстяное лицо волка еще ближе приблизилось.

И тогда сказало Власно-надутое-лицо человека этому волку:

-Не ешь меня. Я начальнику своему скажу, и он рассердится, и всех вас волков переловят. Ни одной шерстяной морды не останется за городом.

   А волк сказал:

-Нет, съем.

    И съел этого толстого человека с властным лицом надутым. И у него в животе весь жир пропал (его волк съел) а худой человек вылез у него из-под хвоста, спрыгнул и бежать от туда, прибежал на работу и ему все рады: он уже не важный и толстый, а добрый и грустный .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

        к а з к а

                  п р о

ч е л о в е к а   у   к о т о р о г о   о д н а  

р у к а   б ы л а  л у ч ш е   д р у г о й,  а  

     г о л о в а   е щ е   л у ч ш е

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       жил-был человек. Начнет есть, и если торо­пится, хвать вилку и не той рукой, а она падает, и все брюки в масле. И он пока ее чистит, уже так опаздывает, куда торопился, что даже и не отправлялся, а спать ложился до следующего дня и на ночь поесть старался, чтобы утром голодным уйти, но хоть не опоздать. Вот всегда забывал он, когда торопился, что его правая рука лучше левой. Да, ну его!

     Но вот если он не опаздывает, то вспоминает, что правая рука у него лучше левой и хватает вилку  правой изо всех сил и ест, и брюки не пачкает. Ногами он думать не умел, и руками думать не умел, а головой умел - таким образом, голова у него была лучше, чем его руки и ноги... Да, ну его! Надоел  .

 

 

 

 

10

 

 

 

 

 

 

c к а з к а

 

                 п р о

б у к в у   к о т о р у ю   в ы с т и р а л и

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    В зяли букву и понесли ее в таз с водой. Уже там и мыло, и щетка приготовлена - а-то еще сбежит, пока за мылом будут ходить, и что же тогда? Без буквы? Заикаться всем что ли? Начнут слова говорить, а буквы нету. Например - «А», выкинуть ее из слова «абажур». А теперь скажите: «потуши абажур», «потуши бжур» получится, а если «и» - то:  «потуш абажур» получится. А если «ж» - то: «потущи абаур» получится. А если «р»- то: «потуши абажу»... Так что стирали букву в тазике, заранее приготовив щетку и мыло - а-то сбежит и как начнут все заикаться. Если буква «к»  сбежит то будут все «заиаться»!

     Ну вот понесли ее в тазик, намылили и пости­рали и повесили сушиться. А ветром ее утащило. Искали ее, не нашли. Расстроились, стали слова перебирать, но вроде все хорошо. Все слова нормальные... А это, оказывается, запасная буква была. С тех пор буквы не стирают, не купают, не намыливают мылом. А просто прежде чем за буквы браться - сами руки моют и даже зубы чистят: а потом пишут чего-нибудь или говорят, что хотят  .

 

 

 

 

 

Cк а з к а

                    п р о

с т о л   к о т о р ы й   к а ж д ы й   д е н ь  

          д а в а л   р а з н у ю   е д у

 

 

 

    

 

На одной улице, в одном городе стоял дом N7, в котором был стол, очень необычный: каждый день он давал сам еду (и разную !). Хозяева ели, удивлялись, а от куда что бралось не знали. Может быть если Альбина вырастет, она расскажет эту историю до конца: где, у кого и как это все получалось .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     Расходились девочки, после того как играли около дома. Все ушли. А одна забыла, где ее дом.

     Стала вспоминать и думает:

     Хрустальный может быть у меня дом? Нет, это дом Ивана Царевича.

  

Ах, может на курьих ноках? тогда мне в лес надо идти. Нет-нет, это дом Бабы Яги.

     Может быть мой дом ... ох, даже не помню какой, так и его искать не знаю где ... Нет, этот дом не из сказки даже, а из книжки.

      В это время вышел великан из леса и пошел по земле. А из пещеры Змей-Горыныч вылез и пополз. А она стоит бедная.

 

     Думала-думала, но тут скрипнуло что-то, и она услышала мамин голос из окошка:

-Альбина! Иди ... марш домой!

     И она побежала в подъезд, и села за стол, и стала кашу есть и чай пить, и ногой дрыгать .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

               *                                                                                                         

                                      *                                                                                                         

                                                                                                           

 

 

 

 

 

 

P о я л ь   п у т е ш е с т в е н н и к

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

      Один черный-черный (слегка покарябанный) рояль одел однажды чехол вместо шляпы и пальто и отправился погулять. На улице было как всегда пасмурно. Обычно только в пасмурную погоду он любил гулять. Ему все говорили нельзя, вредно для здоровья, простудишься, дека даст трещину, но рояль говорил «знаю-знаю», но все равно любил себе гулять, когда пасмурно, когда все в дымке, да и все.

 

      Действительно, что может быть приятнее, когда сухо под ногами, но все дальние деревья и холмы в дымке тумана - ведь тогда впечатление, что ты совсем в другом краю, но он тебе чем-то знаком, что-то напоминает.

     А в хорошую погоду смотреть противно на эти деревья и холмы - ну что они могут напоминать? - да, ты их просто миллиард раз видел и видишь еще в миллиард сто первый раз, и знаешь их прекрасно ... ничего не могут напоминать.

     Так вот, все это хорошо, но на этот раз он дошел по дороге до холма, но не повернул обратно, так как он не прогуливался, а решил пойти в дальние края - он и пошел дальше и стал спускаться с холма. Навстречу ему попадались иногда люди или машины, тогда он останавливался и стоял как обычный рояль, который не умел ходить, и все удивлялись: откуда это взялся рояль?

     Некоторые пешеходы даже приподнимали кры­шечку над клавишами, и трогали клавиши, и рояль звучал, и они опускали крышку и думали: странно, кто это поставил рояль на дороге? Но раз стоит – значит, поставили, значит, хозяин где-то близко, хоть он и странный - но хозяин есть хозяин, что хочет, то и делает, бог с ним, это его личное дело. И отправлялись дальше. Никому в голову не могло придти, что рояль сам шел да шел и вот остановился по середине дороги. Когда люди теряли его из поля зрения, он опять двигался дальше, и так как он был на трех ногах, то идти ему было трудно, и он все время сбивался с ритма, то есть шел не раз - два, раз - два, а раз - два - три, раз - два - три, раз - два - три.

     Шел он медленно, сто раз останавливался, когда встречались люди, так , что только к вечеру он достиг Африки. И решил остановиться на ночлег. Он поджал ноги и лег на землю.

     Утром он позавтракал трелями воробьев , криками бегемотов и скрипом зубов крокодилов и двинулся дальше. Воробьи ему не понравились было: каждый день их чириканье у себя на родине ел, «а тут в Африке опять они! ... не ожидал! ...» - говорил он. Но он так сильно проголодался, что съел все трели и сказал: «Очень вкусно! Первый раз в жизни так вкусно позавтракал» - и пошел дальше в глубь Африканского материка.

     Когда начались непроходимые джунгли, он встретил пигмеев, маленьких-маленьких черных африканцев, живущих в густых лесах. Пигмеи его встретили барабанным боем. Рояль так обрадо­вался, что чуть ни объелся. Пигмеи, когда наигрались на своих барабанах, стали знакомиться и с роялем: поиграли на клавишах, но так как они играть ни на чем не умели, кроме как на барабанах, они и на рояле играли как на барабане. Господи, - подумал рояль, - вот оказывается я еще на что способен! И он громыхал как сто барабанов и барабанчиков. Потом африканцы попробовали на нем играть на самом верху - на крышке, как на барабане, стуча по крышке и по бокам кулаками, пальцами и колотушками для барабанов. Им очень понравилось. Они говорили: «Очень похоже на наши барабаны!». А рояль обиделся, что его хлопали по спине и по бокам. И как только пигмеи кончили играть и начали плясать вокруг костра, рояль подумал - «как стемнеет, пойду домой». Они пели и плясали, а рояль обиженно стоял в стороне и жевал всякие вечерние звуки. Когда наступила ночь, и все легли спать, рояль растворился в темноте и двинулся в обратный путь. К утру он уже был на Украине. «Шо це такэ?» - говорили украинцы, удивляясь тому, что кто-то оставил рояль на дороге*  - хитрец-то останавливался, когда видел людей. Но ему нравилось, что никто не хлопал его по спине и по бокам. «Ну вот, скоро и дома буду» - подумал рояль и действительно к вечеру он уже снимал с себя пальто и вешал его в кладовку. И на воробьев с тех пор ему было гораздо интереснее смотреть по утрам .

 

 

 

           

 

………………………………………………………………………………………………………………

*(а известно, что это очень обстоятельный народ и не даст пропасть добру своему, да и вообще никакому)

 

 

 

б о л ь н а я   и г р у ш к а

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

19

     Одна девочка, как всегда, попрыгала в классики на асфальте (пять раз она целиком про­прыгала чрез расчерченные мелом квадраты, не наступив ни на одну черту - ах, как хорошо! - думала она и с удовольствием трясла косичками с пластмас­­совыми ромашками) и вернулась домой, с замиранием сердца проходя мимо темноты под лестницей в подъезде и вошла в дом. И ушла к себе в комнату, и не включила свет в комнате, а прошла

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

к окну и день уже стал вечером почти что, и она увидела, что-что-что ... - глаз ее Мишки светился серым светом, потому что он вроде бы был ближним к окну и балкону... но она сразу почувствовала, что что-то не так. Она сразу догадалась, что ему очень плохо, что он долен, и надо идти к нему на помощь, надо его посадить на колени и прижать к себе и поцеловать.

     Действительно, глаз ближайший к окну светился необычно, он грустно-грустно светился, от того что медведь заболел, ему было грустно-грустно и печально и он мог бы заплакать, если бы уже была ночь и его не смогли бы застать взрослые, зайдя в комнату. Да и глаза у него были пластмассовые, и он мог плакать только пластмассовыми слезами, а он знал, что это не хорошо потому, что все следили, чтобы не полу ничего не валялось, и все время подметали, пылесосили и мыли полы. Поэтому он терпел и не плакал.

     Девочка быстро присела около него и при­жалась к нему щекой. И заговорила нежные и волшебные слова. Потом взяла его на руки, сама села на его место и стала его укачивать тихо-тихо и целовать.

     В комнату залетел теплый ветер и принес с собой множество цветов и  трав, запели птицы, и девочка встала и пошла по этой траве. Укачивая коричневого Мишку и напевая:

 

       Мишенька маленький

         ребеночек любимый

         ромашки все тебе

         шоколадки все тебе

  отдам я бедненькому Мишечке сегодня

         а когда проснется он

         то придет к нам дивный сон

 

     Поляна с травой и цветами была наклонена и уходила к стене между шкафом и кроватью туда, откуда появился теплый ветер с цветами и птицами, и поэтому туда можно было пройти, стена теперь имела там проход и от туда виднелся теплый солнечный день и какие-то кусты.

     В этот момент в комнату вошла мама и увидала только как мелькнул сандаль в стене, и все исчезло.

     Три дня девочки не было дома, и все ужасно испугались. А она в это время гуляла вдоль сказочного пруда - который оказался за кустами. В нем плавали рыбы, которые могли выпрыгивать из воды и превращаться в маленьких человечков, которые сидели на ветках, склонившихся кустов, и болтали ногами, и размахивали руками, и смеялись, как будто булькал воздух в воде. И этот смех превращался в маленькие воздушные шарики, и они подбрасывали их вверх, и они плавали над водой.

     Один из этих человечков взял и бросил такой шарик из своего смеха в их сторону, где она гуляла с Мишкой на руках по траве, и когда шарик долетел до них, они увидели в нем маленький-маленький дворец, в котором было много народу, и весь маленький-маленький народ в этом дворце хохотал и смеялся, и было такое впечатление , что крутили шарманку, играющую все время одну и туже музыку с множеством инструментов, которые играли одновре­менно и замечательно:

 

    низкие коричневые сладкие ноты - ха-ха-ха-ха

    средние, как ударяли по струнам гитары хо-хо-хо

    и как у флейты или как у маленькой девочки, 

                                          которую щекочут -хи-хи-хи

     и это было все вместе и одновременно,

      как шарманочка

     величиной с полнаперстка  

     для ребенка, если бы он делал

    наперстки игрушечные для детей.

 

    И еще там были цветы лилии, которые говорили:

 

Я оранжевая лилия

я рассказываю сказки

про оранжевую страну

где стоит оранжевый дворец

в котором живут оранжевые люди

 

    И девочка подходила с Мишкой к этим лилиям

и они рассказывали свои сказки, которые я тоже расскажу как-нибудь в другой раз.

    И вот, когда они там побыли и погуляли на этой поляне, столько сколько им захотелось, медведь у нее на руках успокоился и выздоровел (оба глаза у него уже были темно-коричневые) они вернулись в ту комнату откуда пришли: опять подул теплый ветер из волшебной страны, который понес на своем пути выраставшие травы и цветы (а от туда выгля­дывали какие-то птицы и пели) и они зашли в комнату, и девочка поцеловала своего Мишку и легла спать.

    Утром ее спрашивали - где она была?

    А она говорила:

-Нигде не была, все равно вы мне поверите, про поляну из волшебной страны.

 

 

    Они хотели на нее закричать, чтобы она больше так никогда не делал, но тут подул теплый ветер из волшебной страны и взрослые забыли то, что хотели сказать, и то что хотели спросить, и то что хотели запретить, а просто сами наслаждались его очарованием.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

             и н и й   б а р а н

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     Жил на  свете синий баран. Такой синий, что если он пробежит где-нибудь по земле, а потом пойдет дождь, то его следы пре­вращаются в ручьи. Они бегут к озеру, и озеро становится синим. Он был ужасно быстроногим барашком. С утра он оббегал все пригорки, которые ему нравились.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

      Но если его спросить перед сном: ну, как, ты все оббегал? Он бы сказал: что Вы, конечно, не все. Значит, он к тому же был и жадным бараном, а потому, наверно, и бегал быстро – ненасытная душа, а не баран.

     Но это было очень, очень давно. Однажды он, когда состарился, умер. На том месте, где он упал, выросло черное грустное дерево. Но так как оно питалось соками этого барана, оно тоже было очень жадным до приклю­чений. Оно стояло и плакало, что не может весь мир увидеть и потрогать своими пальцами. И вот тут, я расскажу то, из-за чего и рассказ весь ведется. Хотя, про барана и так можно было бы рассказать: он хороший был баранчик: и синий, и быстроножка, и жадный (до при­ключений, как я сказал).

     Но самое удивительное, то самое черное дерево, которое выросло от него,  закончило жизнь свою тоже не обычно.

     Оно росло, росло, росло … - и в самую последнюю весну, перед тем как засохнуть, вдруг заплакало такими большими черными слезами (и эти слезы тоже  вроде бы были как будто дети синего барана). И эти черные большие слезы не долетали до земли, от нетерпения (уж очень долго они сидели на дереве, которое очень долго стояло на одном месте, а не бегало как синий барашка), и эти слезы не долетали до земли, подсыхали-подсыхали и превращались в черных ворон. Это было уже хитро придумано, так как они жили уже по 300-400 лет и летали где хотели.  Вот вам, чем кончил этот Синий Баран с быстрыми ногами .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

С т и п е н д и я   с л о н у

 

 

 

 

 

 

 

  

     Один Слон шел однажды солнечным днем по улице. Ветер шевелил липкие зеленые листочки на деревцах маленьких и то­неньких, как девочки из третьего класса. И травка зеленела около некоторых домов, как будто там рабочие выплеснули зеленую краску из бочек, когда построили новые дома, и уехали. Может быть, им нужно

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

было еще построить заборы и порыть их зеленой краской, но им сказали, что заборы строить не надо, надо скорей еще новый дом строить и они уехали – вот такая зеленела травка на пригорках у некоторых домов.

      И вот шел Слон, и синело холодное небо с белыми облаками, и дул прохладный ветерок, и ярко светило солнце. Если бы не солнце, подумал Слон, то мне было бы холодно, и я бы не гулял бы, а сидел бы дома.

     Но он, наконец, прошел много улиц. И разглядел кучу свалок; ему нравилось там особенно разглядывать алюминиевые блес­тящие трубки и провода с белой изоляцией. Он думал, хорошо бы провести этот провод из ванной комнаты в Африку и наполнить раковину водой, и пускать пузыри в воду по трубке, и чтобы в Африке было слышно, как они из воды бегут гурьбой на поверхность. И он бы по телефону разговаривал бы о том о сем, а потом бы говорил: а теперь послу­шайте! – и брал бы трубку и булькал бы в воде.

     И так он прошел много улиц и разглядывал много свалок и даже прихватил с собой моток проволоки с белой изоляцией (она будет хорошо смотреться на белом кафеле в ванной – думал он), и наконец пришел домой, опоздав  к обеду на целых два часа.

     Он думал, что его начнут ругать. Но оказы­вается, ему прислали стипендию от воробь­иного общества, так как воробьи пронюхали уже про его идею провести телефон в Африку и булькать в воде алюминиевой трубкой. А воробьям эта музыка тоже нравилась, она напоминала их чириканье, когда они очень довольны, и все вокруг на свете очень хорошо.

     Так что, слона дома не стали ругать, а обрадовались, что он получил стипендию, и позвали в гости еще одну знакомую семью, пить чай и обсуждать радостное событие.

-Вот, значит, тебя все-таки считают хорошим слоном, - сказал папа.   

-Я всегда говорила, что его все оценят, - говорила мама.    

-Как мы рады за вашего слона, - сказали соседи-слоны, отхлебывая чай из чашек, - мы всегда думали, какой он способный и умный у вас, сынишка слон.

     На следующее утро слон-то забыл про свою идею провести телефон в Африку и булькать в воде по телефону, а отправился гулять по лесу со своими приятелями. И его отец махнул рукой:

-Ах, ничего из него не выйдет, он все гуляет и гуляет.

-Нет, пусть погуляет немного, - сказала мама, а сама пошла в магазин и купила на стипендию слону конфет и бескозырку. Так как летом они соби­рались ехать на Юг, и на пляже будет жарко без бескозырки, думала она, а телефон он сделает, когда пойдет в школу. И будет булькать в воду, и получит стипендию еще и премию какую-нибудь.

    

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                  ь я н ы й   к р о к о д и л

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    Это было поздней ночью, когда на улице ни души. Я возвращался от моих друзей, у которых манера меня не выпускать, как только я им попадусь в гости. И я думаю: вот мы осуждаем рабовладельцев из истории человечества – но вот милые, нежные друзья вдруг начинают испытывать желание пре­вратить меня в некого человека на антре­солях (где я сплю обычно). Такая завуалиро­ванная внешность у раба и у рабовладельцев, 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

среди дня, у милых интеллигентных людей, и мне даже самому нравится быть полоненным пленником, а им нравится быть владельцами заполоненного человека.

     И вот ночная улица, фонари. Снег. Длинный путь. Разглядывание стен домов. За ларьком что-то есть, я вижу. Останавливаюсь – черный крокодил среднего роста.

-Куда так поздно?

-Домой.

-У кого задержался?    

-У друзей.

-Бывает.

-…

--А ты вот скажи мне… если ты можешь, конечно. Сможешь?

-Попробую.

-Вот скажи…

-Ну?

-Вот скажи… ты конечно книги читал?

-Да.

-В очках… Конечно, смог бы ответить на вопрос мой. Если не торопишься. А?

-Нет, не тороплюсь.

-Да нет, ты спешишь, я вижу. Так что ладно, Спеши. У тебя своя дорога, своя жизнь. А я! Ну, что я!? Я тебе все расскажу о себе. Хочешь, ты сейчас все услышишь, то, что…

-Да, расскажи.

-Нет, не расскажу, ты не поймешь.

-Почему не пойму?

-А, может быть, поймешь…

-Конечно, пойму.

-Нет, ты не тот человек.

-А может быть тот?

-Нет, нет, не тот. А может быть и тот. Знаешь что?

-Да?

-Ты знаешь? …

-Что?

-Ты знаешь или не знаешь, не важно.

-Да?

-Ты, вот что. Знаешь, давай залезем на одно дерево и там я тебе все расскажу.

-Ладно.

-Не пойдешь, наверно?

-Пойду-пойду.

-Да нет, не пойдешь.

-Нет-нет, пойду.

-Ну если пойдешь, то пойдем.

     И мы пошли и залезли на одно дерево. Но крокодил там мне ничего и не рассказал, и ничего не расспросил. А я, естественно, ничего не услышал и ничего не мог ответить.

     Через неделю я уже все забыл  и, не будь такая тема для рассказа, я бы и не вспомнил, и не написал .

 

 

 

 

 

 

 

           

 

 

 

 

 

Ра с к и д а й т е   с в о й   с м е х

                                                п о  в е т р у   

 

 

 

 

 

 

 

 

      

 

 

                                                         

     Одна странная девушка, а странная потому, что она не могла приняться ни за одну работу, все у нее вываливалось из рук, и умела делать только одно дело – ходить по земле без цели и вечно от одной дороги к другой, и всем говорить: «Меня зовут Марьяна» - говорила она старику, «Меня зовут Марьяна» - говорила она, выходя новую дорогу. «Меня зовут Марьяна» - говорила она встречному камешку и лесу вдалеке

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

и озеру, и  морю, и пролетающей птице, и проезжающему грузовику с солдатами. Итак, одна странная девушка, которая прошла много стран, городов и гор, и луж, и деревьев, пришла в страну Немого Царя с немыми подданными. Первый раз в жизни она не услышала в ответ, кроме того, что ей в ответ моргали, аккуратно открывали (не извлекая ни одной буквы) рот, и показывали растопыренные или согнутые пальцы.

     Марьяна семь раз сказала: «Меня зовут Марьяна». Но никто ничего ей не сказал. И она в первый раз в жизни решила, что не пора ли ей присесть и отдохнуть от долгой дороги. Ей было лет 25.

    В этой Немой Стране ей предложили быть говорящим человеком, и она согласилась. Инте­ресно очень, как это ей предложили: царь и придворные, и кто хотел, рисовали на песке и на домах, на камнях и на спинах друг у другу, на юбках и брюках Марьяну, и рисовали около ее рта: телегу, которая скрипит или кошку, которая мурлычит, или корову, которая мычит, или птицу, которая щебечет, и рядом рисовали всякие яства и платья, конфеты и ботинки, бублики, батончики, колбасу и кофты наряд­ные… пока она не поняла, что это все для нее, и согласилась. Писать-то они умели, и пись­менно они ей и могли объяснить, что от нее хотят, но это им как-то не пришло в голову.

     Через много лет Марьяна уже понимала все гримасы и закорюченные пальцы или расто­пыренные, как разные слова и знаки препи­нания, вопрошения и восклицания. И часто можно было видеть очередь немых людишек, к ней стоящих, чтобы задать Марьяне вопросы, а она на них бы отвечала. И спрашивали ее не  потому, что что-то не знали, а просто это было приятно услышать в ответ ее голосом разные слова и предложения.

          Случилось так, что однажды, росшее около королевского дворца пустило ветку, которая проросла сквозь стены, и переместило внутри всю мебель в зале.  И в этот же день все птицы улетели не известно куда.

     А вслед за птицами озеро, одно единственное в государстве, стало рождать каждый день одну тучу, которая дождила стеклянными малень­кими человеч­ками.

     Итак, озеро стало каждый день тысячи стеклянных игрушечных людишек (ими уже заставили все полки в Немом Царстве, и ими насыпали восемь стеклянных гор вокруг столицы). А кошки стали собирать милостыню на улице, потом складывали все денежки вместе и заказы­вали единственному оркестру в стране играть одну и ту же песенку. Кажется, «Очи черные».

    И, наконец, тараканы все выстроились строй­ными рядами и подожгли себя синим вол­шебным огнем, который их превращал в летающих маленьких трамваев. Но что немного раздражало красавицу-царицу, они пронзи­тельно звенели: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь.

     Бедная Марьяна лишилась дара речи. Она с ужасом думала, что сейчас придут жители страны, выстроятся в очередь, и все будут спрашивать одно и тоже: что же будет дальше, еще Марьяна? Или: как это все остановить и вернуть назад? И она с ужасом сидела в своем кресле на площади перед дворцом и обхватив голову руками.

      Уже показались первые люди бегущие к ней, уже выстроилась очередь. Захлопали двери и окна во всем городе – все бежали к Марьяне. Она закрыла глаза, потом на секундочку открыла и увидела, что весь  народ  Немой стра­­­ны собрался перед ней… он о, ужас, они все застыли, превратившись в стеклянные, прозрач­ные фигуры и солнце бегало по их головам, как по морю, и ей стало очень, очень страшно. Она ощутила вдруг такую тишину, что чуть не проглотила язык вместе со слюной (известно, что люди при волнении делают глотательное движение безотчетно). Тут только она увидела, что, ближе всех стоявший, стеклянный застыв­ший человек прижимает расто­пы­ренные пальцы к уху, а сжатый кулак к глазу. Тут только она увидела, что они все чего-то показывали… но она уже не стала разглядывать всех, она уже  шептала невольно первому, которого разгля­дела, он спрашивал ее о чем-то, перед тем как застыть в стекло, и она зашептала: Развейте смех по ветру!

     … Не успела она этого  сказать, как все возвратилось на свои места. И она почему-то встала и пошла по дороге, не известно куда, и ее никто не останавливал, и скоро скрылась за холмами. «Меня зовут Марьяна» прошептала она, увидев дальний лес .

 

5 янв. 1977

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

С к а з к а 

             п р о   К л о у н а   и   О б л а к о

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     

 

Жил-был Клоун, вечером он работал в цирке, а днем гулял по городу и думал: чем бы ему заняться. А на небе жило-было Облако, когда на него смотрели люди, оно плыло по небу, а когда не смотрели, оно останавливалось и грустило. Однажды Клоун увидел это Облако, но не знало, что Клоун человек, оно думало, что это большая кукла и поэтому не обратило внимания на него и висело себе на одном месте и печалилось.

 

    И дело в том, что облаку очень хотелось быть горой или деревом. Клоун спросил у Облака:

-Ты чего грустишь и не катаешься по   небу?

Ох, - сказало Облако, - ох, и напугал же ты меня, пугало несчастное – я-то думала, что ты кукла, не умеющая разговаривать, а грустно мне потому, что я хочу быть горой или деревом или трамваем, ну в общем кем-нибудь. А ты кто такой?

-Я никто я Клоун.

-Так я и думала, что ты никто, а просто кукла какая-то.

-Я живая кукла, - сказал Клоун и состроил смешную рожицу.

    Облако рассмеялось и сказало:

А я боялась-то тебя зря, оказывается двуно­гие и четвероногие существа не такие и страшные, и даже смешные наоборот.

-Ну да, - ответил Клоун, - я совсем не страшный.

-Тогда пойдем, погуляем, - предложило Облако.

-Пойдем, - согласился Клоун.

    И так они дошли до цирка.

-Ой, - сказал Клоун, - мне же надо на работу, я работаю здесь, вот в этом цирке.

-Я тоже хочу с тобой, - сказало Облако.

     Они вместе вышли на арену и зал ревел от вос­торга. Клоуну скоро предложили стать директо­ром цирка, а Облаку стало с ним скучно дружить.

-До свидания, - сказало Облако.

-Я тебе не разрешаю уходить, - сказал директор.

    А Облако поплыло по небу и думало про себя: не даром я все-таки боялась этих двуногих всех и четвероногих: людей, и кошек, и собак, и обезьян – все-таки быть горой или деревом, или трамваем, или еще чем-нибудь… но только чтобы все было приятно и спокойно .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                    

            а г о в о р е н н а я   л е б е д а

 

           

 

 

 

 

     Кто заговорил эту лебеду на пустыре не известно: то ли старушка какая-то, то ли цыганка случайная. Но в одном городе на одном пустыре была заговоренная лебеда – целый пригорок такой лебеды, и всякий, кто ее понюхает, испытает всевозможные при­клю­чения. Заметили это место очень просто, в этом месте исчезали люди. Идет-идет себе человек через тот пустырь и вдруг раз, и его не видно. А потом через пол часа вдруг опять появляется на другом краю пустыря. И это было и с детьми, и со взрослыми.

   Я там однажды проходил со своим сыном, и вот что с нами произошло. А другие люди расска­зывают о других приключениях. Так вот что было с нами. Пошел сильный дождь, который почему-то не впитывался в землю, а ложился на поверхности земли сначала тонким слоем, а потом все выше и выше. Мимо проплывали огромные бревна шири­ной с хорошую двуспальную кровать, и мы забрались на одно из них. Пока мы на нем проплывали мимо огромных зарослей, нам встретилось бревно, на котором сидело три обезьяны. Обезьяны устроились лучше нас: они имели мебель на своем плоту и небольшую хижину. Сначала мы сделали вид, что нам все равно, и обезьяны – тоже, но потом, поскольку мы плыли рядом, они предложили нам по стаканчику чая и мы не отказались. Мы сидели напротив них, и пили чай из маленьких деревянных стакан­чиков. Потом обезьяны нас спросили, не хотим ли мы просто пообедать. Мы согласились. Тогда одна обезьяна стала подбрасывать вверх куски коры какого-то дерева, и они тут же превращались в уток, а другая обезьяна тут же их ловила сачком как бабочек. А третья обезьяна опустила в воду палку, конец этой палки превратился в воде в голову малень­кого крокодила или какой-то рыбы, нам из- далека было трудно разобрать, и эта голова каждый раз, как она – обезьяна, вынимала ее изводы – уже успевала держать в зубах рыбешку. Они выложили на палубе своего плота в ряд несколько веточек, положили на них рыбу, и пошел дым над ними, как будто там горел костер, и стало пахнуть жареной рыбой.

     В это время мы заметили, что нас стало заносить течением под большую навесную скалу. А потом…  мы с ужасом увидели, что это пасть огромной рыбы, и там, где нам казалось, свисали корни деревьев, оказы­вается, нам угрожали длинные острые зубы. Я хотел уже было прыгнуть «за борт», как говорится, и пытаться выплыть куда-нибудь в сторону, но обезьяны натянули парус на своем плоту и стали дуть в этот парус. И нас быстро стало нести в обратную сторону. Так, что этой жадной пасти достались только пустые бревна, которые плыли по течению рядом с нами. А мы же благополучно миновали этой глотки.

     Когда пасть закрылась (а она закрылась так, как будто просто упала верхняя челюсть на нижнюю), то образовалась волна, которая набежала на нас и накрыла нас с головой. Я успел вздохнуть воздуха, и мне его как раз хватило до того момента, когда схлынула волна. К сожалению, обезьян уже не было видно, их, видимо, мыло водой.

     Мы с сыном стали разглядывать вокруг себя ближайшее пространство, чтобы спасти какую-нибудь обезьяну, но оказалось что вокруг уже очень мелко: видно камушки, плот наш уже оказывается не плывет. Вода убывала и очень быстро. Вместе с водой, я заметил, как уменьшаются деревья вокруг нас. Казалось, что мы в лифте поднимаемся над землей или, вернее, на воздушном шаре.    

      Когда под ногами стало совсем сухо, я посмотрел на наш плот – он валялся, тоже уменьшенный около наших ног, как слу­чайная щепочка. Надо было нагнуться и взять его с  собой, но хотелось скорее дойти до забора, за которым пустырь заканчивался. А потом уже возвращаться не хотелось, тревога и напря­жение от пережитых опас­ностей очень медленно покидали нас.

     На другой день мы возвращались туда. С нами уже ничего не происходило – лебеда эта только один раз играет с людьми. Но и плот я уже не нашел на тропинке, или его кто-нибудь поднял, или я плохо запомнил это место .

 

11 декабря 1980.

     

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В о л ш е б н а я   а р к а

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     Там, где холм заканчивался большой поляной, там был прекрасный вид на весь город. Там обычно любил стоять или сидеть прямо на траве Путешес­твенник Во Времени.

        Путешественник был непроницаемым для глаз и обычно не разговаривал с людьми, чтобы не изменить течение Времени. Поэтому люди совер­шенно спокойно ходили мимо него, не замечая Путешественника, и Путешественник почти их не замечал, ему нравилось просто сама картина: город в дымке, двигающиеся троллейбусы и спеша­щие по своим делам люди.

   

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

           Обычно прогуливающиеся люди на самом холме, как правило, ходили размеренными походками и бывали приятным монотонным зрелищем для его глаз.

    Но однажды он познакомился с одним мальчиком. Ему понравилось, что этот маль­чик не был похож на других детей: он не пожирал самодовольно конфеты возле своей мамаши с сумкой, а бродил один по полю и время от времени присаживался на корточки и разглядывал – то каких-нибудь муравьев, то какой-нибудь осыпавшийся цветок оду­ванчика. Это все конечно не известно во всех подробностях, известно, что они подружи­лись с Путешес­твенником. И известно из рассказов мальчика некоторые их совмест­ные игры. Одна из первых историй, из тех, что потом мне рассказал мальчик, вполне может называться «Волшебная арка». Потому, что мальчик прямо так и говорил: «мы с ним заколдовали арку и она стала волшебная»

 

 

 

 

 

 

  C к а з к а 

                 п р о

   о б е з ь я н у   к о т о р а я   в о р о в а л а       

           д е т с к и е   м о р д о ч к и 

 

 

 

 

 

 

 

 

      На окраине Индии один древний-древний старик рассказал историю про обезьяну, которая воровала только детские личики. И сейчас известен целый народ в тибетских горах без лиц. Но никто не знает, ни откуда пришел этот народ, ни кто они по роду и племени. Старик рассказал, что

 

 

 

 

 

 

 

 

однажды, когда он был ребенком (итак давно это было, что он уже не помнил ни отца своего, ни мать свою) он гулял далеко от деревни и увидел облако, спу­скающееся с неба. А на этом облаке жила обезьяна, которая воровала у детей лица, и дети шли за облаком на край свете, потому что обезьяна вешала эти личики на дерево, А дети слышали крики с этого дерева:

-Иди сюда, возьми меня, я твое! Иди сюда, я возьми меня, я твое! Иди сюда, я возьми меня, я твое!

     И так до тех пор, пока дети не забредали в долину, где жили безлицые люди.

     Но этому мальчику повезло. Обезьяна взяла его к себе жить на облако, чтобы сидеть под деревом и смотреть, чтобы ветер не унес с какой-нибудь ветки детскую мордочку.

     Он сидел под деревом, а обезьяна спускалась в разных землях и разных государствах, и возвра­щалась с каким-нибудь новым личиком и вешала его на дерево.

    Однажды она задержалась в какой-то стране, и долго-долго мальчик сидел под деревом, как вдруг одно личико и говорит ему с дерева:

-Меня зовут Мальвика, я дочь древнего Индий­ского царя. Ты, мальчик, если послуша­ешься меня

спасешь меня и я буду твоей женой.    

-А что я должен делать? - спросил мальчик.

-Ты должен собирать наши слезки каждый день и бросать их на землю.

     Так он и стал делать. А обезьяна с тех пор стала злая и рассеянная.

-Никак не могу, никак не хочу, глазки голубые в небо запущу, глазки коричневые деревьям раздам, пусть узнают, какой бывает холод и какая жара! - все время говорила она, и стала грустная и задумчивая. В день раз пять повторяет: Никак не могу, никак не хочу, глазки голубые в небо запущу, глазки коричневые деревьям раздам, пусть узнают, какой бывает холод и какая жара!

     Повеселится немного, потом загрустит, и спать ложится, ночь наступает - и так каждый день.

    Она перестала уже ходить на землю за новыми личиками.

- Никак не могу, никак не хочу, надо нам одно личико сбросить с дерева, - сказала обезьяна, - облако меньше стало.

     И сбросила одно личико с облака.

-А ты, мальчик, ничего не делаешь недозво­ленного?

-Нет, не делаю.

     Уже целый день обезьяна твердила свою поговорку и к ночи засыпала, а облако все меньше и меньше становилось. Обезьяна уже почти все мордочки детские повыбрасывала с дерева, оста­лись только две мордочки детские.        

    И однажды ночью мальчик услышал шепот с дерева:

-Эй ты, залазь на дерево и раскачивайся на нем да, посильнее.

     Мальчик полез на дерево и раскачивался, а мордочка приговаривала:

-Сильнее, сильнее!

     Дерево наклонилось, ветка сломалась и только одна мордочка осталась на дереве, а другую мальчик успел схватить, и они упали с облака и очутились на постели дочери древнего индийского царя. Тут сразу и сказалось, сколько времени они пробыли у обезьяны на облаке - в течении дня они превратились в юношу и девушку, потом во взрослых людей - в мужчину и женщину, а к вечеру у них и головы посидели и они поженились.

    Но зато не суждено было умирать в течении нескольких тысяч лет. Вот с тех пор и прошло много-много времени: падали царства и государства, гибли и рождались народы. а они были живые и невредимы. А по вечерам они сидели около дома и смотрели на луну, и потом старуха говорила что-то старику на ухо. Но он уже плохо слышал последнюю тысячу лет и об этом мне не рассказал .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                 е т у ч и й   к о р а б л ь

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     Жил-был корабль: плавал в открытом море, протыкал носом белые волны, стоял у причала и разговаривал с береговыми кошками, собаками и крысами, и очень любил примерять паруса самых ярких цветов, особенно розовые.

     Однажды он познакомился с вороной, которая бывала в разных странах.

-Пойдем полетаем? -сказала ворона.

-Да, лучше потом, - говорил корабль.

    

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Он стеснялся. Что все скажут? И ждал вечера, чтобы попробовать.

     Настал вечер. Но это был такой красивый теплый и хороший вечер, что корабль решил понаслаждаться им и спокойно постоять, и от­дохнуть. Мягкие сумерки. Дымка над морем. Задумчивые и мечтательные деревья. Даже собаки не лаяли и не бегали, а где-то полеживали себе в траве или под заборами, или у порога, или под крыльцом какого-нибудь дома, как один мой знакомый пес. И вечер незаметно перешел в ночь. А как засветились звезды, корабль захотел спать  и видел сны. Один сон у него был про то. что он подружился с маленькой лодкой деревянной и они пошли вместе гулять, но когда он увидел красивую гавань, лодка туда первая заплыла и стала кричать. что это ее гавань и никого туда не стала пускать. Но потом он увидел сон про острова с пальмами и  попугаями, и бананами - так что утром от проснулся с очень хорошим настроением.

     Но вот опять прилетела ворона. Села на столб и давай говорить - полетим, да полетим, туда-то, да, сюда-то. И кораблю уже неудобно было отне­киваться, а лететь было страшно. Во-первых, он не умел, не пробовал, а во-вторых, не слышал, чтобы какие-нибудь корабли летали.

     Наконец он тяжело вздохнул и решился. Раскрыл все паруса, разогнался посильнее и там, где земля закругляется взлетел и все выше и выше стал подниматься. А ворона видит, что ей не угнаться за ним и прыг к нему на корму, сидит и приговаривает:

-Ух, как красиво! Я же тебе говорила, что это интересно.

     Они облетели весь Земной шар несколько раз и в самых разных направлениях...

     В Англии, когда его увидели, то стали говорить, что это корабль голландца, с которым мы воевали -спасается  от наших пушек.

     Во Франции говорили, что это корабль какого-то заговорщика, сбежавшего от королевских ласк.

     В Китае говорили, что это японцы летают, а в Японии говорили, что это китайцы летают или корейцы.

     Кораблю это ужасно понравилось. И он со всеми воронами подружился. Они везде подслуши­вают, чего про него люди говорят, а потом все новости приносят летучему кораблю, за что тот их на себе иногда катает.

     Последнее время его не видно. Но одна ворона, я слышал, говорила, что ему уже надоело летать над Землей, и он решил полетать над Марсом. И вообще, вороны - хорошие ребята .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

             л а з а   н а д   л а м п о ч к о й

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     В одном доме, из которого все выехали, по ночам горел свет. Люди проходили по улице и думали, что там сторож живет или еще не выехала одна семья и поэтому среди черных окон вот одно окно светится желтым светом.

 

     И вот рассказывают, один художник (а они ужасные охотники до заброшенных домов, так как собирают всякие старинные вещи, даже барахло,

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

то есть старые и испорченные - стулья, столы, газеты, книги, бутылки, тарелки и т. д.) и вот один художник забрался в тот дом еще засветло. Облазил весь дом. Уже были сумерки и он уже ходил по темным коридорам, и зашел наконец в комнату, где горел свет.

     Он сначала думал, что там кто-то есть, но потом, смотрит, что никто там не шумит, не ходит, не разговаривает -  и заглянул туда.

     Пустая комната. Горит лампочка, на окне занавеска. А над лампочкой глаза. Он и так и эдак обошел лампочку, а глаза над лампочкой все равно на него смотрят. И он долго простоял посередине комнаты и смотрел на эти глаза и наконец так к ним привык что ли, что забыл уже все на свете и стал разговаривать с ними. Он спросил у них, откуда они взялись и как долго там живут  и все такое прочее. Короче говоря, они подружились, и он их взял с собой. То есть он пошел домой, а они полетели за ним. Не знаю, уж как они по улице шли, и никто их не заметил – хотя возвращались-то ночью наверно. Так что они рядышком могли лететь как две колибри в темноте.

     Пришел он домой. Глаза его поселились в комнате и стали они друзьями не на жизнь, а на смерть, то есть шибко сильно подружились или дюже как сильно привязались друг к другу. Человек тот на работу не ходил несколько дней, и его чуть не прогнали с работы, так как решили, что у него запой. Но так как он раньше не пил, то его простили, да и потом, что это за запой 2-3 дня?  запой – это же, когда по две недели люди не ходят на работу. Заметили только, что человек с той поры стал особенным. Такое чувство было у всех, что он завел себе как будто кошку или собаку. Хотя никто не знал, в чем дело.    

     Потом он написал заявление и ушел с работы по собственному желанию и стал сидеть дома. А зарабатывал тем, что сочинял в газету крос­сворды. Так все думали, знакомые всякие случайные и дальние родственники. А на самом деле он промышлял вот чем.

     Он посылал эти глаза по другим заброшенным домам, они выискивали там старинные-преста­ринные книги   ХIY и  ХI  - какого-нибудь века например, и антикварные мелочи: часы какие-нибудь или серебряные ложки, завалившиеся за половицы еще при царе-Горохе, и сдавал их в антикварный магазин.

     И дом обставил так, что его чуть не арестовали, так как жил он больше чем на кроссворды. Но он представлял справки, видимо, из антикварных магазинов. А где он чего находил – это уже неважно т.к. мелочи всякие (ложки и чашки), и их действительно найти можно, а под воровство все эти вещи не подходили. Уже давно тех вещей никто не держал и, значит, и украсть их было негде, да и жалоб в милицию не было. Так он и жил.

     Глаза найдут. Он берет и несет или в магазин или домой. Потом он даже официально хотел устроиться на свалку разбирателем мусора за городом, но раздумал. Так как там, все, что ни найдешь, все надо отдавать после работы в конце дня и уже жить только на зарплату. А ему нравилось быть одному и быть вместе с этими вещами по своему выбору: хочет, несет и - продает, – хочет, оставляет себе.

     Когда он умер, у него дома нашли 300 серебряных подстаканников, 300 серебряных сахар­ниц, 280 старинных книг рукописных с ХI по ХYII век, и две тысячи золотых медальонов. Никто не знает, правда, куда глаза делись его. Он перед смертью говорил, что “глаза, глаза надо беречь”, но никто не догадался, что за глаза он имел в виду.

     И только одна санитарка в больнице, старушка – поверила ему. И пошла в его дом, чтобы взять те глаза, но потом говорила, что не нашла. Так, что не известно, что стало с теми глазами над лампочкой. Ну, а все вещи музеям, конечно, достались, бесплатно и в большом количестве .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В о л ш е б н а я   п а у т и н а

 

 

 

 

 

 

     Ее видели в разных местах: в одном месте туда попала стая птиц, в другом месте - в нее попал грузовик с солдатами и исчез.

     А все началось с того, что в одном доме колдунов и волшебников пропала сахарница, и когда вся семья села пить чай, обнаружилась пропажа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     Глава семьи Али-Аба-Шин-Ши (а это было где-то в  горах за Афганистаном) сказал: «Дети, встань­те все из-за стола (а им было лет по 200), кто из вас взял эту сахарницу, которую заколдовал еще мой прадед, для того, чтобы произошел обмен, он собирался меняться с фараоном на египетскую пирамиду – кто, из вас, ее взял?» Но дети (которым, как я сказал, было не меньше чем по 200 лет) молчали и ничего не говорили.

    Тогда Али-Аба-Шин-Ши сказал, показывая рукой: «Ты будешь деревом, ты будешь ослом, ты будешь блюдом, ты будешь озером, ты будешь горной тропой», – а, когда очередь дошла до самой младшей дочери, он сказал: «а ты будешь паутиной, и что б вы все пропали!»

     Так вот вчера вечером я сам видел подтвер­ждение, сказанное в древней книге бурятских лам (как-то путешествуя, в командировке я познако­мился со всем этим), так вот, вчера я стоял над обрывом, где проходит новая дорога к самой высокой гостинице нашего города, и увидел как пронесся внизу грузовик с солдатами, затем маши­на попала в паутину и стала в ней раскачиваться, как маятник в часах.

     Я хорошо видел, как вскоре паутина закрутила машину в клубок, такой же, как из которого вяжут девушки себе кофты, а старушки носки, чтобы ноги не мерзли перед телевизором.

    Сбылись-таки слова Али-Аба-Шин-Шина, а я очевидец! Это было в 1977 году у Раужской набережной, в Москве.

     Но что ожидать от заколдованных братьев: Надо бы еще раз повнимательней почитать будист­ские книги в ближайшее время .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Cк а з к а   п р о

                Р ы ж у ю     К о ш к у

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    в одном брошенном доме жила Рыжая кошка. Хозяева ее бросили, и она  там жила одна.

51

     Эта Рыжая Кошка днем очень редко показывалась - ее можно было увидеть днем не больше одного раза, и то мог мелькнуть только один хвост  или на мгновение показаться вся мордочка, или в лучшем случае можно было увидеть как она полностью - перебегает дорогу и исчезает в своем доме. Больше всего она любила сидеть около куклы в дальней комнате своего дома. Однажды один  мальчик и

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

одна девочка играли  около того дома и забрались как раз именно в ту комнату, где кошка жила со своей куклой. Рыжая Кошка в это время  отсутствовала,  и дети увидели  в пустой комнате куклу.

   Они стали играть с этой куклой: положили перед ней камушек и сказали, что это ее чашечка с манной кашей, а потом невидимой ложкой стали ее  кормить?  а  потом стали  укладывать  ее  спать  и  напевали ей песенку:

                        

        Спи малышка-деточка

        вот и ночь пришла

        мамочка родная

        купила три чулка

        Баю-баю-баюшки

        баюшки-баю

        песенку ночную

        я тебе пою.

 

     Рыжая Кошка услыхала эту песенку и сказала:

-Я  сначала  рассердилась, увидев вас в своем доме, но потом смотрю, вы не обижаете мою куклу, а напеваете ей колыбельную песенку, и тогда я перестала сердиться, даже сидела и с удовольствием слушала эту песенку.

       Только вот одно мне непонятно, девочка, откуда ты знаешь, эту историю  про три чулка?

-Эту историю она не знает, - сказал мальчик  - она просто на  ходу сочинила эту песенку.

-Но если ты не знаешь эту историю, - сказала Рыжая Кошка, - откуда  тогда  тебе  известно, что именно три чулка, именно куп

ила мамочка?

-Не знаю, - сказала девочка.

-Это что-то поразительное, - сказала кошка.

 

    А  потом  добавила  немного помолчав:

-Если хотите, дети, я вам покажу эти чулки, но  их  правда  всего только два.

-Да-да, мы  хотели бы   на них посмотреть, -  ответила  девочка, а мальчик мотнул  головой глядя прямо в глаза Рыжей Кошке.    

-Пойдемте  со мной, - сказала Рыжая Кошка и подошла к  маленькому детскому игрушечному сундучку. Она отворила его, и дети, заглянув в него,  увидели  себя возле кошки, стоявшими справа слева. Кошка тогда  сказала:

 

            Не быть двум солнцам,

            не быть двум птицам,

            не быть двум лицам...

 

                      

         

                                       

                           

                                              

                                     

                                 

                                

                                    

 

 

и что-то еще добавила, но дети этого уже не услыхали,  так как в ту же секунду  переселились внутрь этого сундучка... они находились в  прекрасном дворце с синими стенами, голубым полом, во дворце окна были распахнуты  и там летали птицы, вместе  с рыбами и даже вместе с собаками, и черепахами.

-Как же это они  летают по воздуху? - закричал мальчик.

-Очень просто, - сказала Рыжая Кошка, - ты тоже можешь поле­тать, если захочешь, дело в том, что в Стране Которой Нет ничего не может быть  того,  что невозможно.

         Мальчик подошел к окну и подняв голову, заворожено смотрел на  летающих птиц, рыб и собак с  черепахами.

-Поднимай руки и  лети! - крикнула ему Рыжая Кошка.

       Мальчик поднял руки.

-Я никак не могу полететь, - закричал он.

-Ты подумай о том, что ты летишь к ним, - сказала  спокойно  Рыжая Кошка.

      Мальчик махал руками, но никак не мог под­нять­ся  вверх.  Он  опустил руки и посмотрел горестно на девочку и на  Рыжую Кошку.

-Ты представь  себе, что ты  подбрасываешь себя самого, как яблоко, - сказала кошка, а потом

 

 

 

 

 

 

 

 

добавила, обращаясь к девочке, - пока он там летает, пой­­дем со мной, я тебе покажу то, что ты хотела увидеть.

 Девочка, убедившись, что  мальчик  действитель­но резвится там в воздухе с рыбами и черепахами, двинулась следом за Рыжей  Кошкой.

 

 

 

 

 

 

 

 

    Они  прошли мимо  кустов роз, которые росли прямо в воздухе в виде  круглых  зеленых шаров из  листьев - у них не было  корней и кусты и снизу, и сверху, и сбоку были одинаковыми, глядя на них, хотелось превратиться в бабочку и  полетать между роз и листьев.

-Это  все  как-нибудь   в следующий раз, - сказала Рыжая Кошка.

-Да, конечно, - со вздохом сказала девочка, едва только на миг остановившись возле куста розы, и невольно дотронулась до одного листочка  и  тот  час  два  пальчика  у  нее стали зелеными.

-Ах, - сказала девочка.

-Подуй на них, - сказала кошка.

      Девочка подула на свои пальцы, краска побледнела и исчезла. Они пошли дальше. Дорогу им преградило стадо слонов, величиной с чайник для заварки. Слоны махали приветливо хоботами, но что удивительно - у них у всех глаза были совершенно разноцветные: синие, красные, оранжевые и зеленые бусинки.

     Когда слоны прошли, они спустились по четырем ступенькам на стеклянный пол другого зала, здесь летали  возле  самых рук и глаз маленькие облака и де­вочка их обходила или нагибалась, чтобы не задеть их головой. Наконец  они  увидели Жен­щи­ну в Белом Платье Она сидела в кресле и читала. Вокруг нее толпились рыцари  в тяжелых доспехах.

 

-Сейчас я тебя  познакомлю с хозяйкой этого дворца, - сказала Рыжая Кошка. Они подошли поближе. Женщина подняла глаза и увидела девочку. Она закрыла книгу, все рыцари тотчас растворились в воздухе.

-Куда же они все подевались?  -  удивилась девочка.

-Не расстраивайся, - сказала, улыбаясь, Женщина в Белом Платье, - ты можешь открыть любую из этих книг, - и она показала рукой на свои книги, - и увидеть все, что ты захочешь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Книг было очень много и  девочка решила про себя, что это тоже все можно сделать как-нибудь в следующий раз.

-Извините пожалуйста,  что мы Вас побеспокоили, - сказала  Рыжая Кошка, - но эта девочка пела такую замечательную  песенку, что невольно меня расположила к себе, и я решила пригласить ее к Вам. И дело в том, что она пела в этой песенке про три чулочка, которые Вам подарила ваша матушка.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

-Как это интересно, - сказала женщина в белом платье, - эти чулки я всегда одеваю и никогда с ними не расстаюсь, - она приподняла слегка платье и показала - белоснежные чулки… а заодно и... очень красивые туфельки.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

-А где же ваш третий чулок? - спросила девочка.

        И в тот же миг раздался звон часов совер­шенно необычайный, как будто звенели множество хрустальных колокольчиков, но сколько их там девочка уже не могла понять т.к. все закружилось вокруг нее и она снова очутилась вместе с Рыжей Кошкой в комнате того заброшенного дома.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

-Третий чулок на кукле, - сказала Рыжая Кошка, можно было и не  торопиться  с этим вопросом.

-Я это  уже поняла, - ответила девочка.

-Да, ты поторопилась, - вздохнула Рыжая Кошка, - но чтобы тебе не  скучно  было  возвра­щаться домой, надо ско­рей позвать и его, - и  она показала своей лап­кой  на  открытый  ма­ленький сундучок.

-Ах, - сказала девочка, - мы про него забыли.

 

         -Не быть двум солнцам,

        не быть  двум  птицам      

        не быть двум лицам...-

 

что-то в этом духе говорила Рыжая Кошка, я специально не приво­жу последних ее слов, чтобы с теми, кто не умеет с ними обращать­ся, не произошло каких-нибудь непредвиденных приклю­че­ний. И  после этих слов мальчик  тут  же оказал­ся рядом с ними.

 

             *  *   *   *    *    *     *    

                    *       

             *  *  *     

             *

             *

                           *

                 *

                                       *

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     Рыжая Кошка проводила их до самого дома, но  наотрез отказалась зайти  в  гости  пить чай:

-Мне надо торопиться в Страну Которой Нет, чтобы посмотреть, все ли твои неосторожные слова  обратились  в облака или не все.

 И Рыжая Кошка каждому из них дала на прощанье пожать свою пушистую лапу  .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

c к а з к а   п р о   г а й к у

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   

 

 

 

 

    

 

 

 

 

 

      жила была гайка. И валялась она на дороге. Проходила мимо женщина и подумала: гайка лежит, хорошо быть мужчиной, во всяких сложных делах он разбирается. Проходил мимо мужчина и подумал: вот хорошее грузило для закидушки, подобрать что ли? Взял да подобрал. Лежала она у него в кармане долго. Он успел: и жениться, и развестись и, снова жениться, и снова развестись. А сколько скандалов, сколько крика и гневных слов! Нет, думала гайка, у нас в горячем или в штамповочно-прокатном цеху просто рай­ское место. Но когда наступала пора нового увлечения хозяина, она думала: ах, он нежные слова ей говорит: а про меня совсем забыл. Но однажды владелец умер от пьянства и непутевости своей, и обрядили его в пиджак, в котором как раз гайка лежала. Сколько было речей, сколько волнительных слов! Не раз гайка взволнованно шептала: ах, какой он оказывается хороший и, действительно, как жалко, что умер, а что же я? Как мне дальше без него существовать? Очень ее беспокоило, что навеки ее сырой землей засыпят. Она уже было смирилась в своих мыслях, как однажды услышала знакомое шуршанье: чья-то рука приближалась к карману... и все стали извлекать на белый свет: и крошки (и белого, и черного) хле­ба, и табак выгребли, и кнопку, и гвоздь - добрая рука какой-то жен­щины наконец коснулась заброшенных карманов холостяцкого пиджака и никто не погиб... от трамвайного билета до гайки. Ловит ли она теперь рыбу или ее кто-нибудь к велосипеду привинтил, или снова она поселилась в чьем-нибудь пиджаке, не известно. Известно только, что она, покидая дом свой, говорила на пороге: жизнь прекрасна, не смотря ни на что!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

        к а з к а

       п р о

     г р а б л и

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       я как исследователь народ­ной души, как ученый-этнограф, собираю сказки в народе. И как наверно заметил читатель, последнее время мне попадались сказки о шестеренке, о гайке, то есть производственного характера, а теперь вот сельско­хозяйственная тематика - грабли. Да, так вот сказка такая... А нашел, кстати, я ее в кармане, видимо, уже кто-то, зная меня как соби­рателя страстного, взял и подсунул в карман рукопись.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Да, так вот жили-были грабли. Жизнь у них была прекрасной, они дружно сидели на палке, ко­торая называется ручкой. Они всегда находились в хорошем расположении духа, так как все, что их ни заинтересует, они раз-раз-раз и подгре­бали к себе. Однажды тихим летним вечером, как-то разговори­вшись с лопа­той, решили они совершить путе­шествие. Лопа­та так и сказала:

-Знаете, грабли, а пойдемте далеко-далеко?

И грабли сказали:

-Пойдемте, хорошая идея.

-Прямо даже сейчас хочется отправиться, - сказала лопата.

-Тогда давайте сейчас и пой­дем, - сказали грабли.

И вот они, позвякивая и постукивая, отпра­вились по дороге. А на встречу им Лиса. Сейчас, думает она, я и разбогатею. И огород себе вскопаю, и лопату с граблями жить у себя оставлю.

-Ох, помогите мне огородик вскопать, стара я стала, сил уже нет с ним справляться, с окаянным, а я вам за это пол мешка денег отвалю.

-Хорошо, Лиса Хитреевна, мы вам поможем, - сказали они и отправились к ней в огород, и вскопали все, и перепололи.

А сама думает, не смогут этого добра утащить, силы не хватит мешок поднять - и останутся у меня в работничках на веки вечные. Но грабли с лопатой ска­зали:

-Да что Вы, Лиса Хитреевна, жизнь такая веселая и вечер так хорош, просто от прекрасного настро­ения мы вам помогли и награды нам не надо.

И пошли дальше. Потом им встретился Медведь, Волк и еще кто-то, кажется Змей Горыныч - но они всем помогали просто от хорошего настроения, так как все кажется легким и прекрасным, когда хорошее настро­ение, в том числе и всякая, как некоторые люди дума­ют, трудная работа.

И шли они так шли, пока не дошли до Края Земли, дальше идти было некуда, обратно возвра­щаться не было смысла... - и они взяли и поженились, и от них родилось много расчесок и ложек, из которых со временем выросли насто­ящие грабли и лопаты  .

     1981

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   

о р о н а

                     и  

                л и с т о к

    о с е н н и й   с   д е р е в а

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     в одном месте жила ворона и была  она очень хорошего нрава, то есть я хотел сказать "харак­тера". Когда на нее посмотришь, она всегда нетерпели­во, но уверенно что-то делала.

     И вот как-то ей попалась на пусты­ре между домов кошка и они разгово­ри­лись.

-Хорошее место, - сказала ворона.

     Но кошка промолчала.

 

 

-Скорро и лету конец, вернее даже осе­ни.

-Да, сегодня 27 сентября, - поддержала наконец бе­се­ду кошка.

-И Вы тут часто гуляете? - спросила во­ро­на.

-Я здесь не гуляю, а греюсь на солныш­ке, - уточнила кошка.

-Да, это хорошее дело, погреться.

-А Вы-то, я смотрю, все время заняты и совсем не отдыхаете, спросила кошка.

-Это для меня, как отдых - прогулива­юсь и иногда чего-нибудь нахожу и полакомлюсь.

   Ворона оглянулась, нет ли чего-нибудь съесть. но ничего не увидала.

-Я очень рада, что с Вами разговори­лась, - сказала воро­на, от этого мне так хоро­шо на душе и кажется что и воз­дух какой-то здесь особенно хоро­ший и вся местность очень красивая.

-Да, здесь тихо, - отвечала кошка.

-А Вы здесь часто бываете?

-Я живу в доме напротив, - отвечала кошка.

-О, как это удобно, Вам очень близко добираться сюда.

-А Вы издалека прилетели?

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

-Я живу далеко, на станции в деревян­ном вагоне.

-Ах, как это заманчиво... и экстраваган­тно.

-Ну вот смотрите какой здесь вид, - сказала кошка на крыше дома, - а может быть,  Вас угостить чем-нибудь?

-О да,  конечно не откажусь, - говорила ворона, в упое­нии расхаживая по крыше, и осматривая дали.

 

      Яства были принесены и съедены. Что именно я не разглядел. Я подглядывал, честно говоря, из-за  трубы, превра­тившись  в сухой лист, случайно вроде бы приле­пив­шийся во время  ветреной и дождли­вой ночи.

-Как Вам понравилось угощение? - спросила кошка.

-О! Я люблю всякие копченые вещи, - отвечала воро­на, разже­вывая очередной кусочек.

-Тогда приходите почаще.

-Разумеется-разумеется, долго я рассуждать не люб­лю, собираюсь обычно мгновенно... буду Вас наве­щать с большим удовольствием, и даже мне пришла счастливая мысль, я научу Вас летать, это очень просто. А Вы меня научите мягко ходить. Да? Вы не против?

-О, пожалуйста, я всегда буду очень рада, но только у меня нет крыльев.

-Да-да, это неважно, существует два способа ле­тать: оттал­ки­вание от воздуха...

-Крыльями?

-Крыльями, и это Вам не подходит.

-А второй?

-А другой - вместе с воздухом, но только нужен ветер.

-Хм, ветер как раз раздобыть очень просто, - вооду­шевлено сказала кошка.

-А как же? - удивилась ворона.

-А вот смотрите.

 

     Кошка подошла к трубе и стала скрести когтя­ми по жести около трубы и на самом деле потяну­лось какое-то гуденье из трубы, и стало прохладно.

-Как это Вы достигаете таких чудес? - воскликнула ворона и подошла поближе. Кошка, не переставая шаркать лапой, объясняла:

-Видите как много облаков и как они зашевели­лись?

-Ну-да, действительно настоящий ветер.

-И так вот, им не очень нравится этот звук.

 

     Звук действительно был грустноватым: зарк, зарк, зарк, зарк, зарк, зарк, зарк! Вот такой вроде бы.

 

-А по-моему очень даже музыкально, - заметила, скосив голову ворона.

-...Но им он не нравится. Они начинают переме­щаться подальше, начинается ветер, оттого, что вне­­запно  сол­нце нагревает воздух и теплый воздух легче холодного, устремляется внезапно вверх и еще больше подгоняет облака.

-Ах, как необыкновенно, о, мир фантастически полон тайн и чудес, и вроде бы так просто. Какая Вы необычай­ная умница!

-Нет-нет, это я не сама открыла, в отдельности я все это замечала,  но воедино все связать бы никогда не  смогла  - я просто люблю погреться на солнышке под балконом профессора физических наук, когда он занимается урока­ми со своим сыном или со своими студентами.

-Ах, не продолжайте, не продолжайте - я умираю уже от зависти, а нельзя ли и мне хоть разочек, хоть когда-ни­будь приобщиться к этому заман­чивому ... заманчивому э ..

-Уроку?

-Нет, не "уроку",  это слово я не люблю,  оно скучно­ва­тое ... заманчивому э...

-Ну-ну?

-... Вашему время препровождению! Приобщиться?

-А! Пожалуйста, хоть сейчас.

-Ох, не  убивайте  меня, -  замирая  от восторга, ска­зала во­­рона, и она чуть не каркнула торжест­венно ликуя.

 И она оба направились к противоположной части крыши. Я тоже спланировал, как меня учили сифа­нофо­ры, к ближайшей трубе.

-Холодная масса  воздуха  опускается вниз, а теп­лая вверх, - слышался чей-то голос.

-Ах! Ах!, - шептала ворона, захлебываясь, - какой чу­дес­ный балкон...  И здесь так каждый день  с утра до вечера?

-Нет-нет только на этой неделе. Мальчик не хочет пони­мать и плохо решает какие-то задачи и поэтому профес­сор обычно целую неделю ему объясняет одно и тоже, а через неделю уже что-нибудь другое.

      Они полчаса сидели на крыше и перемарги­вались, кошка с вороной. Мальчик был очень не вни­мателен, наверно, действительно, так как все эти полчаса только и слышалось одно и тоже: что холодный воздух опуска­ется, а теплый поднима­ется. Ворона прямо действитель­но умирала от вос­торга от восторга. Она лежала на краю желоба, све­сив  голову  и моргая вдруг часто-часто одним  глазом,  кото­рый был обращен к небу, и все время приго­ва­ри­вала, после очередного объяснения про­фес­сора:

-Волшебные слова! Волшебные  слова!  Холодный вниз, а теплый наверх!

      А повторяя слова эти или за мальчиком или за профессором она даже иногда закрывала глаз и делала глотательные движения, как будто снегом лакомилась или слюну проглатывала. В конце кон­цов она не выдержала и сказала:

-Сейчас же начнем летать, только надо листок кар­то­на или фанеры.

      Они вдвоем направились куда-то и через де­сять минут появились с куском картона. Кошка вска­раб­­калась на него, а ворона клювом подпихивала кошку, лежащую на картоне, к краю. Наконец вдруг кошка восседающая, вернее при­лип­шая к картону, плавно скользнула с крыши, наби­рая высоту. Ворона летела рядышком, радостно нау­чая свою спутницу.

 Я не последовал за ними, так как проголодался и решил, что пора пообедать. Я, обгоняя их, сплани­ровал потом резко в низ и в бок. А принимая чело­веческий вид, как всегда вроде бы, зашну­ровывая ботинок. Когда зашну­ровываешь ботинок, прохо-жие не замечают твоего возникновения. Им кажется, что шел, шел человек и внезапно нагнулся. На обед у меня была жаренная карт­ош­­ка с  котлетой и суп из пельменей, а на  третье компот из черной смо­ро­дины. Очень вкусно .

                                                                 октябрь 83

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

л а в к а

                   и

с у м к а   х о з я й с т в е н н а я

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     разговорились однажды хозяйственная сумка с лавкой в метро.

-Ты куда путь держишь?

-По магазинам, - ответила сумка.

-Ох, как я тебе завидую, - застонала лавка.

-А чего хорошего тяжести таскать? - вздохнула сумка.

-Тогда зачем идешь?

-Хозяйка меня тащит. Каждый день таскает меня по вонючим мясным лавкам. Я уже и жизнь свою прокляла.

-А ты не ходи, - говорит лавка.

-Как не ходи?!

-Ну так, спрячься да и все.

    И сумка спряталась под лавку. Хозяйка дождалась поезда, туда-сюда сумки нет.

И показалось ей, что какой-то мужчина с ее сумкой в поезд заходит. Она побежала и за ним в вагон, двери закрылись и поезд уехал.

-Ну, чего будем делать? - спрашивает сумка, - долго еще мне тут сидеть?

- Сиди. А то тебя, если кто-нибудь увидит, то сдадут в камеру хранения или бюро находок.

-Нет, мне тут скучно.

-Да, не скучно, ты смотри, вот коричневые туфли подошли за 30 рублей, а  вот черные сапоги за 300 - уже от такого богатства дух захватывает. Да?

-Ну да, конечно, только скучно.

-Почему скучно?

-Ну, скучно на одном месте сидеть, ничего не делать.

-Пожалуйста иди-иди, но только тебя сцапают и в бюро находок, или кто-нибудь к себе домой отнесет, будешь тогда жить в другом доме и опять тяжести таскать.

-Не хочу никуда таскаться, а тем более для не известно кого, я уже к своей хозяйке привыкла. Даже что-то скучновато - никто не шаркает, не сопит, не кряхтит и не приговаривает. Так что давай, развлекай меня, а то я сейчас в бюро находок отправлюсь.

-Ну как мне тебя развлечь? Хочешь, сейчас кто-нибудь сядет, а мы ему щелкой плащ прищемим? Или ты можешь прицепиться петлей блестящей у ручки к чьему-нибудь чулку, и только женщина будет вставать, ты раз и ... только, только надо сразу юркнуть в глубину, чтобы нагнулись слегка и тебя бы не увидали...

-Не хочу, мне тогда еще ручки переделают.

-Не переделают, я вот сколько щиплюсь, а меня не переделывают.

-Потому что у тебя хозяйки нету.

-Да, вот это верно, чего нет того нет. А еще я, знаешь, чего люблю? Когда меня красят. Я тогда где-нибудь подольше стараюсь, что бы краска не высохла, дышу на нее или еще чего-нибудь - и долго-долго ругаются, когда испачкаются...

     Тут подошла хозяйка, нагнулась как следует, хвать сумку за бок и вытащила.

-Вот ты где окаянная, - сказала хозяйка.

-Это меня лавка заманила, - ответила сумка.

-И таких лавок наставят, - буркнула хозяйка, удаляясь, - что под ними ничего не видно.

    Но лавка слышала все до единого словечка, и радовалась - такого еще про нее не говорили. Она долго еще вспоминала ту старушку.

 

     .... И иногда, очень редко, она приходит и присаживается на ту лавку... она конечно не щиплется и не красится т.к. полюбила своих знакомых...   Сумка с лавкой  тут же начинают шептаться, а старушка вздыхает, что поезд вечно не торопится, как ей кажется. «А вообще-то, эти все сутуловатые люди ничего, с их сумками, если приглядеться» - думала лавка.

     С тех пор она уже в каждом человеке старалась разглядеть своих знакомых, а лавку все стали любить. Даже кто-то один раз сказал, что «это самая лучшая лавка на этом месте». А один молодой человек (что еще приятнее!) как-то даже сказал, что это «вообще его любимая лавка», потому что на ней можно посидеть не торопясь, и настроение лучше делается и его хватает надолго...

Скажете, ох, писатель, все придумывает-распри­ду­мывает - а я как раз сам люблю на ней посидеть .

 

20ок83

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Д е т и   и з   к а м и н а

 

 

 

 

 

Мертвые листья

 

 

Мертвые, т.е. осенние листья, все знают, бывают желтые, коричневые (если они пролежали зиму под снегом) и бывают еще зеленые (если их положить в книгу),  вот об этих листьях и рассказ.

Я гадал на картах в одном доме, за городом. Была ночь. По картам мне выпало: казенный дом, дальняя дорога и крестовая дама. Я  долго не мог заснуть, потому что, уже имел большой опыт в казенных домах, дальних дорогах и крестовых дамах и весь прошлый опыт навалился на меня, и я вспоминал прошлое, как будто ходил по коридорам и гадал: а что было бы, если бы я толкнул другую дверь, обманув судьбу.

В окно светила луна. Я открыл книгу, чтобы посмотреть, удастся ли мне при луне прочитать хоть одну строку. И вдруг читаю:

«Он лежал в доме своих друзей на постели, ночью и была полная луна, а на столе лежала

 

 

 

 

 

 

 

 

 

книга и он ее открыл машинально, и пробежав глазами несколько строк задумался. Потом перевернул страницу …»

И я перевернул страницу и увидел засохшие цветы. Тут же лежала какая-то фотография, какая-то девушка; я улыбнулся: мертвые цветы, мертвая девушка, мертвый казенный дом (всякий дом казенный, а ночью и мертвый – поэтичное восприятие), а что может быть длиннее дороги чем прошлое?

 

 

 

 

 

Дети из камина

 

 

 

 

От множества совпадений (предположений и предчувствий, а затем следующих реальных собы­тий) у нас начинает биться сердце и ноет сердце. Я почувствовал, как учащенно бьется мое сердце и с ужасным волнением открыл книгу наугад, которая лежала слева от меня на столе.

Слегка приподнялся на постели и стал читать:

 

«… раздался стук …»

Я лежал на постели и ждал, будет ли стук или не будет. Все спали. В доме тишина. Раздался скрип – я знал хорошо что это. Это отворилась дверца у печки. И тут я уронил книгу (хотел положить на стол … слушать, слушать спокойно тишину. Из темноты послышалось хихиканье, но детское и я успокоился. Только, что они делали в печке? Топот босых ног. Мальчик и девочка. Ему лет 5, а ей лет 7. Оба в ночных рубашках и, как ни странно,  сандалиях. Они стояли в проеме двери.

-Печь редко топят. А Вы любите котят? Вот мы два котенка-ребятенка, - сказала девочка.

-Тише, ты, - сказал малыш, строго и по-деловому.

-Привет вам, дети, а вы в печку залезли сегодня днем? – я, спрашивая, подумал, что это соседские дети. А девочка ско­ро­говоркой сказала:

 

                  Сегодня завтра и вчера

длинней чем с милым вечера

заглянет день в твое окно

а ты в другое не одно

метет машина камешки

им не переводиться

родятся дети маменька

на папеньку сердится

ты понял все? я повторю?

Не жди последнюю зарю.

 

Ну, то что семилетняя девочка еще и стихи какие-то знает, обещало интересную беседу. И мне казалось, что не ночь вокруг меня, а день, хотя мы и разговаривали шепотом.

В это время раздался стук в стену как назло, и мой приятель закричал откуда-то очень глухо, чтобы я не «ворочался так долго», насколько я понял. А я кстати и не ворочался. Дети подошли уже ко мне, они уже стояли в комнате и луна так дивно светила, что ни за что не променяешь такую ночь ни на день ни на утро ни весть какое, ни на вечер ни весть какой. Комната голубовато-пепельная, занавеска белым бела, видно даже рисунок на обоях и пушок на подбородке у девочки – в общем редкое мгновение.

-Так камин не топят, - пошутил я.

Мальчик уселся на стул, стоявший у стола, и замотал ногами, а девочка улыбнулась, но промолчала

-Садись, - я сказал.

Она села на краюшек постели и сказала:

-Вы спрашиваете, топят или не топят печь, но ведь Вы ничего не сказали про котят?

 

Котят знать не хотят

И в речке топят

И речи говорят как мармелад

Но сладкое болото

Их ждет самих

И будет тихо.

 

Стихи мне показались мрачноватыми и я спросил как ее зовут. А она сказала:

 

Вы видели начало

               И вот конец

Вот ленту у невесты

А вот в гробу отец

Вот вечера приходят

Как воробьи  на ветки серые слетают

Но мама наша ходит и ничего не знает

Ее зовут Луною

Теперь а не Мариной

Со мной на фотографии

Вы нас сегодня видели

Вы знаете что было

А мы что только будет

Но ничего никто нисколько не забудет

 

-Так это твою маму я видел на фотографии? – сказал я, - а как Вы очутились… - я не договорил, боялся сказать «в печке». А она говорит:

-Это неважно, правда?

-Правда, - говорю я.

-Вы еще придете ко мне? – я спрашиваю, чтобы наступило чувство дружбы между нами.

-Да, - говорит она.

Тут малыш повернулся от окна ко мне  и сказал?

-Топят печи, не топят печи! Котята всякие! Мы там живем и все. А раньше жили в другом доме. С мамой и папой. А потом был пожар. Большой пожар. И все сгорело. Но мама сказала, что мы можем вернуться, и мы очутились в трубе. Сегодня в одной трубе, а завтра  в другой. Только надо, чтобы луна была. А книжку с фотографиями мы сами носим с собой. Хочешь, пойдем с нами гулять?

-Нет, уже тучи идут, -  сказала девочка.

Действительно, в несколько секунд померкла комната, я выглянул – довольно прозрачная туча, похожая на что-то живое, навалилась и луна была в дымке. Лучше бы я не смотрел на луну – от этого еще мрачнее стало в комнате – дети едва сверкали глазами в  темноте.

-Ну мы еще придем, - сказал мальчик.

-Пойдем-пойдем, - сказала девочка.

Я слышал как они передвигались по комнате, и едва скрипнула дверца печки. Тут только я услыхал как стучат часы в темноте.

 

 

 

Март 77

 

 

            

 

 

 

 

 

 

Д е в о ч к а    с   ш а р и к о м

 

 

 

 

 

 

 

 

Многие по-разному думают о том, что было с самого начала давным-давно. Одни говорят, что Бог сделал землю за семь дней, другие говорят, что она сама сделалась из пыли небесной. Но на самом деле, давным-давно не было ничего. Вообще-то все с этим соглашаются, что с  самого начала не было ничего. Но потом кто-нибудь про Трех Китов начинает рассказывать, а кто-нибудь про Семь Дней, а кто-нибудь про Ядро, которое взорвалось и полетели во все стороны мелкие куски. Но я считаю, что с начала давным-давно не было ничего, но потом пришла из другого мира (из Антимира) (про Антимир знают физики, которые рассказывают про взрыв) и пришла она из Антимира, и подмела наше небо метлой, всю пыль в одно место смела и слепила Землю. И тала она бегать и прыгать по этой Земле совершенно одна. Она решила, что к вечеру вернется домой, а в тех местах, где она жила, в Антимире, один день

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

длится как месяц. И вот она бегала и прыгала по Земле, но иногда спотыкалась и падала, и принималась плакать. А она была здоровая девка, так что один раз она плакнула, и - сразу Черное Море в Крыму образовалось. Скоро она столько наплакала, что уже и бегать было не очень легко, особенно прыгать через Атлантический Океан из Африки в Америку.

Один раз она пробегала вдоль Европу и видит, растет цветок, а это был волшебный цветок, цветик-семицветик. Подбежала она к нему и сорвала. Разглядывала его и прыгала с ним, а потом взяла и оторвала один лепесток. А лепесток ей говорит:

-Дунь на меня, я слечу с ладошки, а ты можешь загадать любое желание и оно исполнится. Девчон­ка это так и сделала. Она говорит:

-Пусть будет у меня воздушный шарик.

И в ту же минуту у нее в руках очутился воздушный шарик. Потом она оторвала еще лепесток и сказала: пусть будет он еще больше в десть раз. И шар увеличился, и как она держалась за него – так и полетела с этим шаром вверх. С тех пор ее и нету.

Но цветок она выронила от неожиданности и где-то он сейчас растет. Кто его найдет, тот пускай загадывает любые желания, там еще осталось шесть лепестков, а вообще-то пять кажется. А может и новые повырастали, кто знает?

 

 

 

 

 

 

 е р к а л о  С и н е й  Б о р о д ы

 

 

 

 

 

 

    Парикмахера в нашей деревне шутя называли Синей Бородой. Но что интересно, когда он наконец женился, то его жена исчезла в ту же ночь не известно куда. Все конечно решили, что она сбежала – такой он был щупленький и рыженький, и смешной наш парикмахер.

Странное дело, через месяц она привел к себе девушку из городка. И дальше было вот что. Они поужинали. Легли в кровать, свет потушили и там ласкались, целовались, дальше он заснул, а она включила свет и прошлась по дому голая. Воды напилась, книжную полку разглядела и подошла к зеркалу. И видит, оно вдруг стало мутноватым и рябью побежало, так и кажется, что там вода. Она сунула руку. Рука проходит. Удивилась, походила около него. Зеркало манит ее. Опять руку засунула в него и хочется ей заглянуть, что там: - вдруг волшебная страна и счастье и радости бесконеч­ные. Заглянула одним глазком.

Короче говоря, Парикмахер проснулся в тот момент, когда пятка мелькнула ее в зеркале. А ее нигде в доме нет. Парикмахера в тюрьму посадили, а где зеркало не известно

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

        В одном доме на антресолях, а туда вела круглая вьющаяся лестница, начинавшаяся посе­редине комна­ты около шкафа, наверх. И вот за перилами, если смотреть снизу, он иногда прыгал как мышь или выглядывал молчаливо, или скрипел в углу за постелью.

Но если какой-то гость очень громко разгова­ривал, очень много пел песен, или слишком долго сидел молча в углу и всем надоедал своим сиденьем, да еще так сидел до поздней ночи после десяти чаепитий и нахально после этого оставался ночевать, ночью вылезал из щели гостеед и во сне ему отгрызал потихоньку у человека ухо или нос.

Однажды я услышал эту историю с гостеедом, сидя на лавочке около забора одной сумасшедшей больницы. Я приехал на трамвае в какой-то район Москвы, уже сейчас не помню и как-то оказался на лавочке, ожидал там не помню чего и не помню кого, только, помню,  шумом,  трепещущего само­го нежного на дереве листка, я услышал чьего-то бормотание из-за забора. Там точнее стояла лавочка и кто-то сидел в сером больничном халате ко мне спиной и бормотал там, как будто скрипя вертелась игрушка на ветру, вроде звезды с завернутыми краями вокруг гвоздя на какой-нибудь палочке, я такие умею делать:

-«Гостеед, гостеед, гостеед он. Он гостеед конеч­но, гостеед. Я же в кресле сидел и все видел. Да, запомнил я, когда он появился на антресолях».

Короче говоря, насколько я понял, из бор­мотания этого сумасшедшего человека, сидя­щего спиной ко мне, в одном доме жила семья. Он, она и ее мать, и у них был ребенок. Другой человек приходил к ним часто в гости и засиживался, и часто оставался ночевать. И вот  однажды хозяин дома, уже много раз ставил чай для своего гостя… подошел вдруг к занавеске задумчиво, забыл даже чего он еще хотел сделать, и подумал: эх, бы появился из угла антресолей гостеед, который бы съел моего гостя, да и вообще разных других надоедных гостей всяких. И в этот момент гостеед выглянул из-за перил антресолей. Гостеед был серого цвета, маленький как котенок и незаметный как тень от мяча под столом. Глазки у гостееда как дым от сигареты, чуть-чуть голубоватые. Ночью гостю приснился сон, что он лежит на пляже и ему печет нос и уши сильное солнце. Гостю это было так приятно лежать во сне и греться на солнышке, что он боялся пошевелиться, и потом он заснул во сне. А когда он проснулся наяву, то нос у него чесался. Но когда он его трогал, то не чувствовал, а когда смотрел в зеркало, то его не видел, а все остальные видели – так что гостеед съедал не известно чего, может быть он съедал в голове у человека

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

зрительное и осязательное ощущение носа, или память о носе немножечко отгрызал. Но так или иначе хозяин носа не чувствовал ни пальцами, ни прикосновениями карандаша, ни глядя в зеркало, хотя все его искренне уверяли, что он на месте и, допустим розовый или еще какой. И этот человек только два раза переночевал с тех пор на антресолях и остался без носа, без указательного пальца, которым ковырял нахально в носу и в ушах, при чем думал: а ладно, молчат, так пусть терпят. Проснулся он, таким образом,  на второй день не только без носа, но и без указательного пальца и без уха, но и немножечко без ума: гостеед, гостеед, гостеед – говорил все время, пока не оказался в сумасшедшем доме. Я вот только думаю, не найти ли мне этот дом как-нибудь, с антресолями и не уговорить ли гостееда вылечить того больного человека. Но боюсь, я и сам не умею вовремя уходить из гостей. А с гостеедом встречаться – так у меня и дух захватывает. Значит, он серый, (это надо будет учесть, когда хожу в гости) и как котенок, а глаза как дым от сигареты – голубоватые, и незаметный как тень от мяча, лежащего под столом. Ух, ужас какой!

 

 

 

	Б

 

 

 

                л у ж д а ю щ е е   д е р е в о

 

 

 

 

 

 

 

Однажды я проснулся от назойливого звука, как будто кто-то снял трубку с телефона. Окно на улицу было открыто и было 11 часов утра. Я не мог лежать в постели спокойно потому, что этот звук был очень назойливым и я догадался, скорее чем услышал, что это с улицы – раньше ведь такого ничего не было. Я выглянул в окно и ничего не увидел. Я стал карабкаться ногами на подоконник чтобы выглянуть на улицу подальше (мне надо было бы еще полежать, позавтракать, еще чего-нибудь – но звук этот был очень назойливый – хотелось скорее увидеть, «что это такое»?).

И я уже опустился из окна на тротуар, как вскоре увидел, что вокруг меня пустыня и нет уже дома моего и нет города – а я стою под деревом, которое уже видел несколько раз. Каждый раз оно по-разному появляется. И я уже знал, что будет дальше. Я дотронулся до ствола, и одна ветка опустилась, и я наступил ногой на листок дерева, ветка стала подниматься, а я стал держаться посредине листа, чтобы не свалиться, хотя я знал, что такого не бывает. А если бы я не забрался на этот листок, то несколько бы дней ходил по пустыне, пытаясь идти куда-нибудь, но в конце

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

дня бы оно называлась бы  «ночь» - а это дерево все равно бы потом… и потом что было, не помню… только запах…, запах, как и в первый раз – запах, притягивающий запах…

Кажется, мы гуляли. Вернее гуляло дерево по песчаным холмам и о чем-то со мною разговаривало. Листья как будто шумели с легким призвуком какого-то звона. Этот звон и во мне начинал звучать чуть иначе, вот так мы переговаривались на непонятном мне я зыке, о котором я даже и не подозревал: и ни о том что он существует, и ни о том что и я на нем могу что-то отвечать… Странная у нас с ним дружба.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Во р   н а   п л о щ а д и

 

 

Вор сидел на площади, прислонившись спиной к фонарному столбу, и напевал песенку. Когда я превратился в тень от птицы и подкрался к нему сзади, то во-первых я его узнал, он был из одной знакомой мне сказки ( я там с ним раньше встречался, когда был в  4-ом классе, ангиной), а во-вторых, услышал его песенку, которую он не известно где подхватил, а может сам сочинил:

 

                               Легче я скажу

В карман залезть

Чем в душу к человеку

Но труднее я скажу

В раю увидеть реку

 

Легче грустным быть скажу

Чем весело смеяться

Но трудней в раю скажу

С милой увидаться

 

День проходит

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Я скажу

Ночь проходит

Грустно

Когда у вас

                                   И у меня скажу

В  кармане слишком пусто

 

Легче я скажу

В карман залезть

Чем в душу

К человеку

Но труднее  я скажу

В раю увидеть реку…

 

 

      И дальше все куплеты повторялись до бесконечности, видно было, что он о чем-то сосредоточенно думал и потому пел просто так, не известно для чего, видимо чтобы сосредо­точиться.

Тогда я быстренько превратился в воздух и с первым же его вздохом, после первого куплета, оказался у него внутри. Из легких попал в кровь, она была прокуренная бррр! И когда я добрался к нему до головы, увидел судорожно дергающуюся нервную клетку и ухватился за нее руками и ногами. А клетка разговаривала сама с собой, т.к. он все время думал сосредоточенно.

И она говорила:

«Если я встану и пойду к ней и залезу в окно, и она окажется в комнате, я спрошу ее, любит она меня или не любит, пусть скажет последний раз, чтобы я знал. И если любит, тогда я после того как украду королевское золото куплю корабль и увезу ее в неведомые страны. А если она не окажется в комнате, я спрячусь, пожалуй, под кроватью, а потом вылезу, нет, пожалуй,  не под кроватью, а в шкафу, а то она напугается, когда я буду вылезать из-под кровати. И шкаф тоже дрянь – тоже испугается, и за занавеской то же испугается. Лучше за шкафом, а когда она войдет и отвернется, я сяду на окно, как будто только что влез в окно и она почти не испугается. И тогда я спрошу ее, любит она меня или нет, последний раз, и если не любит, тогда я вылезу в окно ни слова не говоря и пойду гулять за город, и буду там гулять до тех пор, пока не придумаю, что делать, чтобы забыть ее раз и на всегда.

Можно, например, обворовать все богатые дома и свалить все ночью на площади и весь город будет говорить об этом пришествии целый год, и она узнает конечно, что это сделал я, а я в это время уже уплыву на каком-нибудь корабле в другие страны, а она будет ждать меня, а я не приду.

Так пожалуй и сделаю. Ну иду».

 

Дальше он встал. Только вышел на площадь (на боковую улочку) – как его схватили жандармы. И отвели в тюрьму. И стали допрашивать - как он ухитрился на прошлой неделе украсть корзинку с калорийными булочками у пекаря. Я слушал, слушал, и мне все это надоело. Я опять превратился в воздух, отцепился от нервной клетки, которая перестала трепыхаться, и, когда он выдохнул «да не брал я ничего у булочника, не знаю ничего!»,  я вылетел с этим криком и полетел на другую планету, где полно ежевики.

Но на прощание я посмотрел на него и подумал: хороший паренек, обязательно еще с ним увижусь, когда он выпутается из этой истории. Да не сидеть же мне с ним тюрьме целую неделю на воде и черном хлебе!

По дороге  из тюрьмы я заглянул в комнату принцессы, но ее не было, она наверно ушла с королевой и королем.

Я летел и оглядывался, летел и оглядывался на эту планету, где был вор на площади, где принцесса, жандармы, король и королева, а в голове у меня еще шевелилась песенка, которую он пел днем, хотя я и забыл слова, но как-нибудь вспомню.

 

 

 

29 июня 77 г.

 

	К

 

 

 

                        а л и т к а

 

 

 

 

Есть на свете волшебная калитка и если ее открыть, и зайти, то там и листья совсем другие, и трава другая, и деревья другие, и время течет необычно, и другой воздух, и другие мечты, и другая жизнь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

С к а з к а   о   р ы б е 

 

 

 

 

-Пойдем, погуляем, - сказала одна рыба другой рыбе.

-Нет, мне и тут хорошо, - ответила лениво осторожная рыба.

-Говорят, что там на берегу комаров видимо-невидимо. Пойдем полакомимся.

-Нет, не пойду, - отвечала упрямая.

-Ну, не пойдешь, так оставайся, - сказала первая рыба, любительница путешествий и вильнула хвостом, и поплыла к берегу. Смотрит, на берегу комаров видимо-невидимо, вылезла она из воды, прыгает по берегу и на лету комаров ловит. Наелась и решила оглядеться по сторонам. Камни здесь другие, чем там в воде, и песок другой, и трава здесь диковинная, не то что наши водоросли. Стала она гулять по тому берегу каждый день, и плавники ее огрубели, как ноги с подошвой и стала она на них с боку на бок переваливаться и ходить по берегу взад и вперед. Увидали ее другие рыбы, как она разгуливает по берегу, и стали завидовать, но только еще одна решилась на такое. Выползла на берег и подползла к той рыбе, что по берегу весело разгуливала. Они разговорились, подру­жились и даже поженились т.к. она оказалась девушкой. И от тех двух рыб пошли все жители Земли. Это подумать только, одна оказалась смелая, вылезла и облагодетельствовала все человечество.

 

 

 

14 марта 83

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

З а к о л д о в а н н а я   д е в у ш к а

 

 

 

 

 

 

Одна девушка любила художника. Но он был взбаломашный человек, а она этого не знала. И вот они расстались, то ли она его бросила, то ли он ее не известно, но она о нем скучала. Пришла раз к ней в комнату в шапке невидимке странная древняя старушка – так что и описать ее не возможно, и известно, что только ее зовут Грусть, и заколдовала ее. А зачем не известно. Наверно для того чтобы потом, когда эту девушку расколдуют, какой-нибудь прекрасный молодой человек, она бы была необыкновенно счастливой, так что наверно для этого ее заколдовала она ее. Вроде бы как злая эта старуха Грусть вред принесла, заколдовала, а когда расколдуют девушку, она все-таки будет счастливой-пресчастливой. Так вот загрустила девушка. Прячется от себя самой. К друзьям в гости ходит или вяжет кофту на спицах, а все грустит. Но днем вяжет, а ночью во сне распускает то, что вязала. Распустит, опять в кровать, а утром ничего не помнит. И опять вяжет, вяжет, вяжет, вяжет, а ночью во сне идет к креслу, где лежит вязанье и распускает.

Как расколдовать ее я знаю. Но не напишу, а то это не снимет с нее заколдованных чар. Кто за это возьмется, должен сам обо всем догадаться.  Может быть, надо ее поцеловать, как в других сказках, а может сказать: какая ты красивая, я тебя очень люблю, а может быть надо сделать что-то другое и сказать тоже другие слова т.к. давно известно, что против любого колдовства существует всегда множество способов как от него спасаться.

 

 

27 янв 77

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

С к а з к а   п р о   м а л е н ь к у ю  

с о б а ч к у   Ж у ч к у 

                  и   м а л е н ь к о е   о б л а к о

 

 

 

 

 

 

Жила была маленькая собачка и звали ее Жучка. Она была маленькой потому, что еще не выросла и была она размером как мышка, а вы наверно подумали, что она была величиной с муху, но нет, она была как мышка, если ее измерить вместе с хвостом. А хвост у мышки такой же длинны как сама мышка - значит, и собачка была размером как мышка с хвостом или как две мышки, но если их измерять без хвостов. А хвосты у мышей вполне можно не измерять т.к. они у них очень тонкие и в глаза бросаются не сразу, на первый взгляд их можно даже не замечать, а просто видно серую шубку с лапками и мордочку с черными бусинками-глазками. Но больше ничего про мышей не будем говорить, а то читатель забудет про собачку, о которой и будет идти рассказ. Я пожалуй еще раз повторю, что собачку звали Жучкой, чтобы легче было вспомнить о чем я начал рассказывать с самого начала.

И эта маленькая собачка была очень веселая и со всеми быстро заводила дружбу. Она дружила с Ковриком, который лежал на полу. И иногда они очень весело играли. Жучка громко лаяла и прыгала, пытаясь укусить Коврик за хвост с бахромой. А Коврик старался притаиться и так близко прижаться к паркетному полу, что Жучка все время промазывала и подпрыгивала вверх с улыбающимся ртом и маленькими белыми зубами, но без хвоста этого Коврика, хитрый Коврик каждый раз прижимал свой хвост с бахромой очень близко к полу. Она его скребла лапой, а он приподнимался только на мгновение и опять плашмя плюхался на паркет. И тогда наконец Жучка его нюхала и спрашивала:

-Ты не устал еще играть?

-Нет, не устал, - говорил Коврик.

-Это хорошо, - говорила Жучка и высовывала язык, потому что сама устала, но не хотелось в этом признаваться и заканчивать игру, - ну ладно, Коврик, ты тут лежи и отдыхай на паркете, а я пойду, поиграю еще с кем-нибудь.

-Ладно, иди, поиграй, - говорил Коврик.

И Жучка отправлялась дальше. Пока она шла и думала с кем бы еще поиграть, она отдыхала, а отдохнув она быстро начинала играть то с Табуреткой, то с Креслом, то с Веником, а вот с Ботинками ей пока что играть не разрешали и она обходила их стороной и по коридору выбегала на улицу.

-Скоро я вырасту, и мы с вами пойдем гулять куда-нибудь очень долго, - говорила она, на ходу пробегая мимо всех и виляла хвостом.

Вообще-то про ее хвост можно было даже и не говорить, так он был мал, но она им так хорошо и весело помахивала, что он был даже очень заметен.

На улице она тоже имела много друзей: она играла с Забором и тормошила его лапой или покусывала и отскакивала. Но Забор хотя и был веселый, и улыбался, каждый раз своими щелочками (а их у него было триста семьдесят восемь, как он сам говорил), но он не гонялся за ней, а стоял на месте и только менял свои выражения лица в зависимости от солнца, которое на него светило сквозь листья дерева. То он прищуривался, то строил смешные гримасы, вытя­гивая лицо, а то поскрипывал веселыми смешными по­скри­пываниями, когда начинал кто-нибудь качаться из мальчишек или если девчонки залезут и станут болтать ногами.

Ей нравились (этой собачке Жучке, опять мы про нее чуть не забыли), ей нравилось и листья на дереве, тем что они махали сверху иногда зелеными листьями от ветра, и воробьи, потому что, гуляя по двору, они подпускали ее поближе, и только Жучка хотела носом к ним прикоснуться, как они с веселым шумом и писком, чирикая. вспархивали на дерево. Она даже любила поиграть с Небом, хотя оно и было очень большим, за то совершенно спокойно относилось к тому, когда она подпрыгивала к нему и пыталась его цапнуть маленькими острыми зубами. И Небу нравилось играть с Жучкой, оно старалось не сердиться и не хмуриться на нее, а всегда смотрело на нее добрым и ласковым взглядом. Иногда даже небо приглашало поиграть с Жучкой какое-нибудь маленькое облако, такое же ма­ленькое как Жучка. И тоже она радовалась и прыгала, и лаяла, и даже предлагала Облаку вместе бегать за Жучкиным хвостом. А иногда все ее друзья, все вместе вертелись и кружились, пытаясь поймать Жучкин хвост, и это была такая веселая кутерьма: тогда все мелькало и носилось невероятно быстро. И Жучка прямо валилась с ног потом от усталости. А потом все шли на свое место отдыхать: и Небо, и Забор, и Дерево, и Дом и маленькое Облако (оно правда от этих шумных игр слегка вытягивалось в длину и становилось тоньше, но длиннее).

-Завтра опять будем бегать за моим хвостом, - кричала всем Жучка, с горящими от веселия глазами и запыхавшись.

«Ах, как хорошо жить на свете! – думала засыпая Жучка на Коврике.

«Вот и Жучка пришла, – думал Коврик, – наносилась, наверно, за целый день и поэтому лежит, и во сне дрыгает ногами. Опять, наверно, за своим хвостом носится со своими друзьями».

И все засыпали.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

С е р е б р я н ы е     б а ш м а к и

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Однажды одна девочка шла по дороге и вдруг увидела кладбище. А на кладбище был голубенький заборчик деревянный, и росло много кустов, деревьев. Могилы виднелись редко, и росла очень высокая густая трава.

Девочка боялась зайти на кладбище, т.к. там в земле закопаны люди, которые уже не живые. Но что-то все-таки ее тянуло туда.   И она старалась пройти как можно ближе и как можно медленнее, когда проходила мимо кладбища. И вот видит она, что одна, что одна могила обвалилась и оттуда ящик гроба выглядывает, и, кроме того, в ящике видна щель между досками.

Она свернула с дороги и подкралась к этой щели и заглянула туда, но ничего не увидела – темно ей показалось. А потом пригляделась и увидела какие-то ткани и потом разглядела и фигуру человека. Это лежал старик с белой седой бородой. Ах, какое у него все-таки красивое лицо – подумала она – хотя глаза старика и были закрыты, глаза его дрогнули и стали медленно приот­крываться. Девочка замерла от страха. А когда глаза приоткрылись, она услышала тихий голос:

-Спасибо, что пришла ко мне. Действительно, лучше поздно, чем никогда. Жестоко со мной поступила ведьма Тидир – она сказала. Пока не обвалится твоя могила, и пока ты не заслужишь добрые слова от ребенка, быть тебе Недвижным и Бездыханным. Я тебе подарю за твои добрые слова серебряные башмачки. Он их тут же подал девочке: старик вышел из могилы, хлопнул ладонями три раза, и в руках его появились серебряные башмачки,  и сказал:

-Ну, вот, наконец-таки в твоей жизни случилось волшебство, это не так часто бывает, но тебе повезло. Если понадобится тебе преодолеть большое расстояние или будешь спасаться от преследования злых сил – стукни башмак о башмак и мысленно поднимайся в воздух. Они тебя поднимут и отнесут, куда тебе захочется.

Девочка хотела расспросить старика их историю, откуда они взялись и можно ли их носить каждый день. Но старик растворился в воздухе, девочка надела новые башмачки и пошла дальше. Идет-идет, а самой не терпится поскорее испытать их волшебство. Стукнула она ногу об ногу и неведомая сила подняла ее в воздух. И хотела-то она загадать попасть в Крым, чтобы погреться на солнце, поесть фруктов и покупаться в море, но еще больше ей хотелось узнать, куда старик подевался. И стала она думать, что хорошо бы попасть туда, где он сейчас находится. Быстро пронеслись какие-то пространства, мелькали моря, реки и равнины, и горы, и наконец она стала спускаться, и очутилась во дворце, и увидела старика в огромном зале, только он был одет в странные одежды. Старик всплеснул руками и сказал:

-Ах, что ты наделала! Но стой здесь и не двигайся, я что-нибудь придумаю.

Потом подошел к столу и позвонил в коло­кольчик. Вошел человек-слуга в темном костюм­чике и старик ему сказал:

-Во время обеда я сегодня никого принимать не буду, перенесите все посещения на завтра.

-Хорошо, - ответил ему слуга и вышел.

После этого он позвал девочку к себе.

-Я нарушил правило, подарив волшебство обыкно­вен­ному человеку, т.е. тебе и вот неожиданный результат, ты появилась в моих владениях.

-А чем Вы здесь занимаетесь? – спросила девочка

-Здесь в этом дворце я король Англии, - ответил старик.

-О, это наверно очень интересно? – спросила она.

-Да, это не плохое занятие, - ответил он.

-Я тоже хочу быть королевой Англии, - сказала она

-Я так и знал, - сказал старик, - что этим все кончится. Я не могу тебя сделать королевой Англии, в Англии есть один король и все, и этот король я.

-Но может быть, Вы мне покажите тогда что-нибудь интересное?

-Это пожалуйста, - сказал он и хлопнул три раза ладонями и в руках его оказалась какая-то штука, он ее надел на голову и сказа, - теперь нас никто не видит, пойдем.

-А мороженое мне купишь?

-Куплю, - сказал он, только не сейчас. Я же не могу невидимый подходить к мороженице и просить ее продать мороженое.

-Почему?

-Потому что она не может его продавать пустому месту, нас же не видно.

-А ты просто возьми, - сказала девочка.

-Это точно, - сказал старик, - если я король Англии, значит, я могу себе позволить взять мороженное, впрочем, и монетку ей оставлю.

-Вот она удивится, - сказала девочка.

-К сожалению, - ответил старик, - к сожалению, потому что она потом обо всем об этом будет везде рассказывать.

-Ну и что, - сказала она, приземляясь на тротуар вместе со стариком.

-А то, - сказал старик, - что слишком много разговоров о волшебстве приведут к тому, что все перестанут работать, и будут ждать волшебства, всего должно быть в меру.

-А меру определяет, - сказал старик, призем­лившись и поправляя на себе халат, - определяет меру истина: разговоров о волшебстве должно быть ровно столько, сколько существует волшеб­ства, все волшебства описываются в сказках, а остальные все разговоры только так себе, лишь трата времени и воображения подданных в королевстве.

-Понятно, - сказала девочка, и они пошли вместе вдоль клеток с попугаями.

-Это попугаи, – сказала она.

-Да, как ты узнала? - спросил он

-Я прочитала.

-А ты умеешь читать?

-Да по складам.

-Ну молодец, - сказал старик.

То, что было написано мелкими буквами, он ей объяснял: вот тот-то попугай из Африки, а этот-то из Америки, а этот-то с острова Борнео, а этот с острова Суматра. Потом они пошли мимо буй­волов, а с другой стороны дорожки были клетки с тиграми, и поскольку посередине шла дорога, и ходили  люди, то буйволы не сердились на тигров, а тигры не сердились на буйволов, и те, и другие были утомлены просто разглядыванием друг друга и хождением беспрерывным людей по вымощен­ной дорожке.

Причем все люди чего-нибудь несли в руках и жевали: кто ел какую-нибудь булку, кто – коржик, кто – слоенку, тем кто не знает, что такое слоенка, могу объяснить, что это слоенное пирожное а многие ели мороженное. И эта бесконечная демонстрация жующих людей  начиналась с утра и проходила день и очень надоела животным, поэтому они все в своих вольерах были усталые и сонные.

-А откуда этот тигр? - спросила девочка.

-Этот тигр с острова Цейлон.

-Давай отправимся на остров Цейлон.

-Ты знаешь, и сама можешь туда отправиться, - сказал старик, - у тебя же есть серебряные башмачки? А мне надо возвращаться во дворец.

-Но мне там одной будет скучно.

-Ну, как же скучно, остров Цейлон покрыт паль­мами, там необычайные постройки, люди носят индийские или тамильские одежды и поют индий­ские или тамильские песни.

-А что у них нет своих? – спросила она.

-Есть, но по характеру они близки к индийским или тамильским.

-А что такое «по характеру»?

-По характеру?

-Да.

-По характеру, значит в своей основе.

-А что такое «в своей основе»?

-Ох, ты мне надоела, - сказал старик, - это значит, что больше всего у них одежды или песни похожи на индийские, а не на китайские или японские, или корейские, или африканские, или американские.

-А поехали в Америку?

-Ты и сама можешь туда отправиться в своих серебряных башмачках.

-Могу-то могу, но мне там будет скучно одной.

-Нет-нет, мне надо возвращаться в королевский дворец, я же король Англии.

-Тогда я сейчас буду плакать, - стала сердиться девочка.

-Ну, тогда вот что, - сказал старик, он остановился, хлопнул опять три раза в ладони и девочка очутилась снова в своих прежних башмачках на дороге около кладбища.

Девочка заплакала, но не потому что серди­лась, а потому что ей стало обидно, что из-за своего глупого упрямства они лишилась и сереб­ряных башмачков и возможности разгова­ривать со стариком. Шла она по дороге и плакала:

-Я больше никогда не буду говорить, что мне скучно, если мне будут что-нибудь предлагать, и больше никогда не буду плакать на зло кому-нибудь…

И вдруг видит, на дороге лежит книга, она обрадовалась, хоть нет серебряных башмачков, но хоть есть теперь книжка. Стали дома книжку эту читать, а там написано:

«Эти сказки я дарю девочке Наташе, которая перестала быть капризной, недовольной и упря­мой, а стала доброй, мягкой и послушной, в этой книжке описаны волшебства, которые действитель­но были со мной Али Ибн Мухаммед Муддином, которого она спасла от злого колдовства ведьмы Тидар и сделала на два года  королем Англии».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                           

 

 

 

        я вам покажу фильм. Он называется "Рождество". Всю ночь шел снег. Все звери в лесу спали. Не спала только луна.

- Почему  ты  не  спишь? - спросил я.

-Боюсь пропустить новый Год.                                  

-А что это такое?

-Это когда старые вещи меняют на новые.

-Тогда давай присядем, и будем вместе ждать.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

70

          И так  мы  с  луной вместе долго сидели.  Падали снежинки. Сияли звезды. Снег спал. И видел во сне пальмы. А мы все сидели и сидели.

Вдруг раздался ужасный звон! Мы испугались и упали со стульев. Звон шел из  города.

-Что  это?  

-Не  знаю, - сказала луна.

-Тогда  встань и посмотри, - сказал я.                      

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 И луна поднялась  над лесом.

 -Что ты там видишь? - спросил я.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

71

 

71

 -В городе, в каждом окне, люди стучат стеклянными рюмками, - сказала луна,- опять  я  прозевала  наступление  Нового Года!

-Я  тоже, - сказал я.

 

Луна осталась  висеть  на небе,  а пошел своей дорогой. И вот пришел к вам.

 

 

 

 

 

   

 

    И показал это кино. Не огорчайтесь, если у вас нету новых вещей.  Хватит и того, что есть Новый Год. До свидания!

 

 

      Вы  смотрели   фильм

         Юрия  Косаговского.

 

 

          К о н е ц .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

НЕ ПОДХОДИ-КА ТЫ СЮДА:

ЗДЕСЬ ГЛУБОЧАЙШАЯ ВОДА

ПОКА НЕ ВЫРАСТЕ ШЬ ПОКА...

А НАЗЫВАЕТСЯ - РЕКА

 

А ОЧЕНЬ ДАЛЕКО ТУМАН

ОКУТАЛ  КОРАБЛИ

ОНИ Б ДАВНО ДОМОЙ ПРИШЛИ

НО... СЛИШКОМ ДЛИННЫЙ ОКЕАН!

 

КАК БУДТО БЫ КУПАЯСЬ

СТОЯТ БЕРЕЗЫ ОТРАЖАЯСЬ

ПОЭТОМУ МЕЧТАЮТ ГОРЫ

ПОЙТИ ТУДА ... ГДЕ ЕСТЬ ОЗЕРА

 

В СТАКАНЕ  СЛАДКИЙ ЧАЙ ВСЕГДА

ОТ ЛОЖКИ - ДАЖЕ ВОЛНЫ

НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ ТЫ ЗАПОМНИ:

КАКАЯ РАЗНАЯ ВОДА..